— Теперь я с тобой, ненормальным, тем более не лягу.
Для пущей убедительности выставляю перед собой руку.
— Смотри сама. — Беспечно пожимает он плечами. — Хотел, чтобы тебе было комфортно, а надо было слушать учителя, когда он что-то там втирал про благие намеренья. В общем, иди спать на лоджию. Там кресло раскладное, разберёшься.
— А сразу так было нельзя? — возмущаюсь пару минут спустя, укрываясь шерстяным пледом. — Да, в тесноте, но вполне приемлемо.
— Это твой выбор. Я предупредил! — кричит он мне в ответ из комнаты.
Полоса приглушённого света пробивается из спальни через приоткрытую дверь. Не люблю засыпать в темноте, но вместо ночника вполне сойдёт. Лоджия отапливается, в тепле дремать начинаю довольно скоро. И даже не сразу обращаю внимание на подозрительный звук.
Какое-то тихое шебуршение в неосвещённом углу у крайнего стеклопакета. Или за самим окном? Что-то очень похожее на слабый металлический лязг…
Какое-то время продолжаю вслушиваться. Звук больше не повторяется. Наверное, просто ветер хлестнул веткой по бельевой верёвке, а у меня был бесконечный тяжёлый день, вот и чудится всякое.
Переворачиваюсь на другой бок, почти успокаиваюсь, когда сквозь пелену сна снова мерещится! Уже не звук даже, а мягкий нажим на правом носке. Что-то небольшое, цепкое… с мелкими противными когтями!
Вот честно, лучше бы я сразу дала дёру, даже не пыталась выяснять, что там такое. Потому что большую, угрожающе ощерившуюся крысу сложно с кем-то перепутать даже в полутьме!
Да это же оживший кошмар моего детства!
Мама больше следила, чтобы в доме не переводилось спиртное, чем за порядком. Ковры месяцами могли не подметаться, а про кухню вообще молчу. Чёрствые корки, и заветренная закуска на столе были частыми спутниками попоек, о чём вездесущие крысы в своё время, к несчастью, пронюхали. Их набеги и вечно голодные глаза вселяли в нас с Яриной липкий ужас, преследуя бессонными ночами.
Изловчившись, стряхиваю с ноги увесистого грызуна и на инстинктах припускаю в спальню.
— Я буду спать с тобой! — захлёбываюсь криком, ныряя под одеяло к лежащему на спине Амилю.
Но не успеваю глотнуть воздуха перед следующей фразой, как рот мне неожиданно зажимают рукой.
— Какого чёрта орёшь? — Ахметов резко перекатывается, вжимая меня в матрас своим весом. Голос у него хрипловатый после сна, грубый, а хватка мёртвая.
Несколько секунд моргает, глядя на меня в упор. Наши лица совсем близко. У меня от беспомощности и бешеного стука чужого сердца в мою раскрытую ладонь в животе всё стягивается в тугой, пульсирующий узел. А затем в тёмные глаза постепенно возвращается осознанность и что-то незнакомое мелькает в его стремительно расширяющихся зрачках…