— И?

— Вряд ли получится чем-то удивить мой желудок.

— А вот это не факт, — не собираюсь так просто сдаваться. — Я и готовить-то ни разу не пробовала.

— Ещё один довод, что мы несовместимы. Ну же, не дай нам умереть голодной смертью!  Что ты упёрлась, не пойму? Возня под одеялом уже давно не повод для брака. Как вариант, мы не сошлись темпераментами. Чем не отмазка? Не благодари. Или… — Он прищуривает глаза, отчего те становятся похожими на две чернильные щели.

— Или что? — Пытаюсь говорить спокойно, но голос пропадает.

Ахметов продолжает молча сверлить меня взглядом, с каждым мгновением усиливая гнетущее смущение. Всем телом улавливаю исходящие от него волны раздражения и чего-то ещё, что не решаюсь проговорить даже в своих мыслях.

— Или я тебе нравлюсь.

Утвердительно, прости господи!

— Ты? Мне?! — прыскаю со смеха, хотя впору заплакать. — Кому вообще может понравиться такой…

— Какой?

Он скептично приподнимает бровь, словно заранее знает, что я скажу.

— Мутный, беспардонный, бабник… Да ты даже не удосужился выяснить, кого тащишь в постель! Ни ума, ни совести. Одни понты! — на секунду прикрываю глаза, мелко дрожа от негодования. — И вообще… тебе всё равно, кого соблазнять!

— Уже было, — скучающе перебивает Амиль. — Вот мы и выяснили, что больше всего тебя бесит.

— Мне это безразлично! — прикрикиваю, в надежде, что так до него лучше дойдёт. — Просто…

— Просто ты считаешь себя особенной. — Полный необъяснимого веселья взгляд требовательно впивается мне в лицо. — Тогда ответь, что ты можешь мне предложить, чего нет у остальных?

— Да не собираюсь я ничего тебе предлагать! Много чести, — мгновенно ощетиниваюсь. — И не прикасайся ко мне.

— Ну так перестань ко мне жаться, — он ухмыляется, указывая взглядом на смявшие его лонгслив пальцы. — С самого порога приставать начинаешь. Тебе не стыдно, а, Киса?

Ахметов с поразительной лёгкостью выводит меня на эмоции! Я с удивлением осознаю, что за время короткой перепалки успела не только в него вцепиться, но и припереть собою к стене.

— Нет, только мерзко, — ворчу, отдёргивая ладони от его груди и тут же накрываю ими алеющие щёки. Вот почему главный источник непотребств всегда он, а неловко постоянно мне?

— Ванная в конце коридора. Отбеливателя нет, но ты можешь хорошенько вымыть руки с мылом. Хоть дважды, я нежадный! — кричит уже мне вслед.

— Ещё б одежду выстирать, — бросаю из вредности.

Пусть не думает, что я стану тайком балдеть от его запаха, въевшегося в каждое волокно платья, уподобляясь героиням Яринкиных обожаемых романов.

Не проходит минуты, как Амиль бесцеремонно заглядывает ко мне и протягивает какой-то свёрток.

— Будешь переодеваться, закрой за собой дверь. А то ж я, распущенный такой, сочту за приглашение.

Демонстративно громко вожусь с замком. Фиг тебе, а не приглашение.

Сняв с себя толстовку и плащ, аккуратно складываю всё на стиральную машинку. Придирчиво разглядываю полученный с барского плеча свёрток. По всем законам жанра в качестве сменной одежды он должен был мне предложить свою футболку — либо короткую, либо просвечивающую, а в идеале сочетающую в себе и то и другое. Но нет.

Ахметов принёс плотную рубашку в крупную красно-чёрную клетку, достающую мне почти до колен, и серые тёплые носки до середины голени. Едва ли в таком наряде можно выглядеть хоть капельку соблазнительнее бесформенного мешка.

Горячий душ согревает продрогшее тело и остужает голову. Платье всё-таки решаю не стирать, это уже попахивало бы клиникой. В конце концов, единственная цель Ахметова меня выбесить и, если продолжу вестись на провокации, он в этом деле очень быстро преуспеет.