— Кристен!

Я вздрогнула и подняла голову. Передо мной стояла Лея, как всегда сияющая, одетая в легкое платье цвета васильков. Она выглядела свежей и отдохнувшей, и от этого контраст с моим внутренним лихорадочным состоянием стал еще более разительным. Я инстинктивно прижала свертки к себе.

— Лея, — я постаралась, чтобы мой голос звучал ровно. — Я… я как раз шла к себе.

— Я вижу, — ее взгляд скользнул по моим рукам, но она не стала спрашивать, что в свертках. Вместо этого она с укоризной надула губки, и ее ясные голубые глаза посмотрели на меня с обидой. — Я искала тебя все утро. Герта сказала, что ты ушла на кухню. Я уж думала, ты совсем про меня забыла.

Она сделала шаг ближе, и ее улыбка стала чуть натянутой, а в голосе прозвучали нотки капризного упрека.

— Чем же ты таким важным занимаешься целыми днями, сестренка, что на меня у тебя не находится ни минутки?

Буду благодарна за поддержку книги лайком. А еще интересно ваше мнение по поводу происходящего

Всех мур

15. 20

Упрек в голосе Леи был почти детским, искренним в своей обиде. Искренность на ее лице была почти осязаемой. Любой другой на моем месте, возможно, испытал бы укол совести, но во мне не было места для подобных чувств. Та Маша, что могла бы чувствовать вину, умерла вместе со своим сыном. Лея была лишь еще одной переменной в уравнении моего выживания, фигурой на доске, которую нужно было аккуратно обойти.

— Прости, — мой голос прозвучал ровно, без тени эмоций. — Я не забыла о тебе. Просто… — Я подняла свертки. — Нашла себе занятие в саду, оно меня отвлекает. Повар разрешил взять кое-что с кухни для этого.

Мое объяснение, лишенное эмоциональной окраски, сработало даже лучше. Лея тут же списала мою отстраненность на последствия болезни и мою новую «причуду». Ее лицо просияло.

— Ах, так это для твоего чуда! Герта говорит, ты сотворила настоящее волшебство в прачечной. Все только об этом и говорят! Конечно, иди, сестренка! Я так рада, что ты нашла то, что приносит тебе утешение!

Она подхватила меня под руку и проводила до самой двери, ведущей в сад. Я лишь кивала, мысленно уже находясь в своей мастерской.

Сарай встретил меня привычным запахом пыли — запахом свободы. Оставив свертки с жиром для следующей партии мыла, я сосредоточилась на главной цели. Самогонный аппарат. Я провела рукой по его холодному медному боку. Котел, шлем, трубка-«лебединая шея», змеевик в бочке-охладителе. Принцип был прост, и на практике оказалось не сложнее.

Я натаскала свежей воды из колодца, наполнив и котел, и бочку-охладитель. Затем вышла в сад, где в дальнем углу дико разрослась лаванда. Я безжалостно рвала лиловые соцветия, пока не набрала полную охапку.

Вернувшись, я плотно утрамбовала душистую массу в котел, залила водой и закрыла тяжелым медным шлемом. Разведя огонь в печи, я придвинула аппарат ближе к жару.

И началось ожидание. Я сидела на старом ящике, слушая, как потрескивают дрова и начинает недовольно урчать вода в котле. Через полчаса, показавшихся мне вечностью, из трубки, выходящей из охладителя, упала первая капля. За ней вторая, третья, и вскоре в подставленную глиняную миску полилась тонкая струйка мутноватой, теплой жидкости. Поверхность воды покрывала тончайшая, радужная пленка. Эфирное масло.

Когда процесс завершился, я не заметила, как день перетек в вечер. Полосы света, пробивающиеся сквозь щели в стенах, окрасились в оранжевые и багровые тона. Масла было ничтожно мало, но его аромат был невероятно концентрированным. Это была душа цветка, заключенная в крошечную каплю. Я осторожно собрала драгоценную жидкость в маленький пузырек, который прихватила из комнаты Кристен.