Я поставила перед каждым большую глиняную тарелку с доброй порцией омлета, который успела посыпать мелко нарубленной зеленью, и водрузила в центр стола блюдо с горой дымящихся гренок.

За столом повисла наэлектризованная тишина, нарушаемая лишь стуком вилок о керамику. Первым ее нарушил Клин. Он отрезал ножом огромный кусок омлета, отправил его в рот и, прожевав, с неподдельным восхищением заявил:
— Леди, клянусь всеми духами леса, это просто божественно. Я думал, вы, аристократки, вообще готовить не умеете.
Сказав это, он начал рассказывать байки о жизни в Гиблом лесу — как они охотились на теневых вепрей, как искали редкие травы, — нарочито громко и весело, адресуя все свои истории исключительно мне.

Дарек не удостоил его даже взглядом. Он ел медленно, сосредоточенно, отрезая небольшие кусочки. Его движения были выверены и элегантны. Я видела, как напряжены его плечи под тонкой тканью камзола и как он сжимает простую деревянную вилку чуть крепче, чем нужно. Попробовав гренку, он на долю секунды замер. Его брови едва заметно сошлись на переносице, а в темных глазах мелькнуло искреннее, неподдельное удивление.
— Вкусно, — произнес он очень тихо, обращаясь скорее к своей тарелке, чем ко мне.
— Рада, что вам понравилось, — спокойно ответила я, подливая им в кружки горячего травяного чая.

Дальше завтрак прошел под аккомпанемент историй Клина, которые становились все громче и красочнее, и молчания Дарека, которое становилось все более тяжелым и ощутимым.

Когда с едой было покончено, Клин с громким стуком отодвинул стул и поднялся.
— Спасибо за завтрак, леди. Это было лучшее, что я ел за последнее время, и я не шучу. — Он поклонился мне, бросив короткий, насмешливый взгляд на Дарека. — Работа сделана, основа заложена. Дальше — ваше дело, хозяйка. Загляну через пару недель, посмотрю, как тут у вас дела. Может, еще на такой омлет напрошусь.

Он подмигнул мне, повернулся и, не прощаясь с Дареком, направился к выходу.

Мрак, дремавший до этого у очага, плавно поднялся на лапы. Он подошел к Клину и, ступая рядом, проводил его до самой двери. У порога волк остановился, а Клин, не оборачиваясь, протянул руку и коротко потрепал его по загривку.

Я перевела взгляд на Дарека. Он сидел неподвижно, глядя на эту сцену. Его пальцы, лежавшие на столе, медленно сжались в кулак.

Клин вышел, не оглядываясь. Дверь за ним тихо хлопнула.

Мы остались одни. Дарек поднялся. Он подошел к окну и несколько долгих мгновений смотрел на сад, на ровные ряды грядок, которые еще утром были просто заросшим, диким пустырем.

— Я тоже должен уехать, — наконец произнес он, не оборачиваясь.
Слава Богу подумала я, молча начала собирая тарелки со стола. Звук керамики, ударяющейся друг о друга, казался слишком громким в наступившей тишине.
— Дела в замке не ждут. Я не могу надолго отлучаться.

Он медленно повернулся ко мне. Его взгляд был пристальным, изучающим.
— Ты… очень изменилась, Оливия, — сказал он тихо. — Я должен признать, я удивлен. Эта стойкость, хозяйственность, это… спокойствие.

Он сделал шаг ко мне, сокращая расстояние.
— Я вспоминаю ее… ту Оливию, что жила в моем замке. Она боялась сломать ноготь, пачкала руки только чернилами, когда писала жалобы на слуг. Ее единственной заботой был цвет новых портьер. Она не знала, с какой стороны подойти к венику.

Каждое его слово падало в тишину, как камень в воду. Я поставила последнюю тарелку в мойку и замерла, не решаясь обернуться. Мои пальцы вцепились в холодный, мокрый край каменной раковины.