Сам лорд Сорлайн, как я вскоре узнала, был холост, и живых родственников у него не осталось. Хитрая Батшеба, не нарушая запрет общаться со мной, сумела расположить ко мне остальных слуг, чем здорово помогла: молоденькие служанки охотно сплетничали о хозяине. Справедливости ради, дурного о нем не говорили, из чего следовало, что человеком он был неплохим.

— Угрюмый только, что волк-одиночка, — сказала Молли, когда я словно бы невзначай перевела беседу в нужное мне русло.

— И все же он довольно гостеприимен.

Молли рассмеялась.

— А то! Известное дело: ежели кто убьет гостя под своей крышей, то быть ему навеки проклятым.

Я сделала пометку, учесть эту традицию на будущее, а заодно задалась вопросом: что именно было причиной гостеприимства Дрейка? Верность обычаям или он все же верил, что я жертва, а не враг?

Итак, он был единственным владельцем Бриндреона и наследником прилежащих к нему земель. Лаисса не приходилось ему кровной родней, имела равный статус, но не злоупотребляла им – я признавала это даже с учетом неприязни к ней.

— Ты знаешь, как она появилась в замке?

По утрам Камилла делала мне прическу и помогала одеваться. Любовь к разговорам не входила в список ее личных качеств, ровно, как и привычка улыбаться, но, когда я задала вопрос, проигнорировать его она не смогла.

— Я думала, вы знаете, миледи, — лицо Камиллы оставалось таким же бесстрастным, но пальцы, заплетавшие мои волосы, остановились.

Я сидела на пуфе перед зеркалом, и отражение Камиллы интересовало меня больше собственного. Невысказанные слова часто отражаются на лице, но в случае с моей горничной это не сработало.

— Нет, не знаю. А должна?

— Покойный милорд выкупил ее у вашего брата. Двенадцать зим назад.

Камилла вновь вернулась к моей прическе, но я остановила ее руку.

— Выкупил?

Женщина кивнула.

— Совершенно верно, миледи.

У меня было еще много вопросов, и главный из них крутился вокруг слова «выкупил». Выходит, здесь имеет место рабство? Или же это некая разновидность крепостного права? Хотя, крепостные, по существу своему – те же рабы.

— Они с лордом Сорлайном очень близки, не так ли?

— Да, милорд очень ей доверяет.

Вот ведь пуленепробиваемая дама! Впрочем, я ее понимала. Камилла – женщина опытная и наверняка понимает, что сплетни (особенно с хозяевами) до добра не доводят. И все же, на миг мне почудилось, что за маской холодной учтивости скользнула неприязнь.

***

За следующую неделю я сталкивалась с ними лишь за трапезой – да и то в основном по вечерам. Завтрак в Бриндреоне накрывали рано, около восьми, но Дрейк вставал еще раньше и уезжал на рассвете. Лаисса почти всегда сопровождала его.

Пару раз, проснувшись раньше обычного, я видела их из окна спальни: на лошадях, неспешной рысцой удалявшихся вниз по склону и растворявшихся в утреннем тумане.

— У милорда много обязанностей, — сказала Батшеба.

Пользуясь отсутствием хозяина, я спустилась в столовую для слуг, и теперь пила взвар с экономкой.

— Каких?

— Дак, известное дело: тех же, что у всякого лорда. Деревню объехать, со старостой потолковать, выяснить ежели надо чего. А, бывает, что и склоку семейную иль соседскую рассудить. В общем, все то же, что ваш батюшка, упокой боги его душу, делал. — Батшеба вздохнула. — Добрый был человек, светлый. — Она ласково погладила меня по плечу, — и вы в него пошли: сердце у вас доброе и душа чистая.

Я улыбнулась.

— Ты же меня совсем не знаешь.

— Зато я, чай, не первый год на свете живу, — отмахнулась экономка. — Всяких людей повидала: и худых, и дурных. Глаз набила. — Еще один вздох. — Как по мне, не по людски это, что девицы имущества не наследуют. Вот взять хотя бы вас, госпожа: нешто бы из вас хорошей хозяйки не вышло?