— Кушайте, миледи.

Я поблагодарила ее и потянулась к ложке.

На вкус бульон не отличался от наших – что ж, хороший знак – по крайней мере, еда здесь привычная.

Я никогда не была привередой. Мне повезло с родителями в плане их отношения ко мне, но жили мы скромно, и деликатесы у нас не водились. Потом, через несколько лет я уехала в Питер, начала зарабатывать, и ужины в ресторанах стали частью обычной жизни, но не превратили меня в избалованного гурмана.

— Кушайте, кушайте, — приговаривала Батшеба, пока я расправлялась с нехитрым обедом.

***

— Благодарю, — я отдала ей пустую тарелку. — Очень вкусно.

— Дык, Пэгги готовила, — Батшеба довольно улыбнулась. — А лучшей кухарки во всем графстве не сыщешь.

— Охотно верю.

— Встать можете?

— Попробую, — я пожала плечами.

Осторожно приподнялась и для спокойствия ухватилась за изголовье кровати. Ноги держали, хоть и не нетвердо. Но радовало уже то, что голова, наконец, перестала трещать по швам.

— Искупаться бы вам, госпожа. — Батшеба смутилась, — вы уж простите, но чумазая – аж жуть.

Я еще не видела себя со стороны, но догадывалась, что вид у меня, мягко говоря, не аристократический.

— Да, было бы чудесно.

Батшеба просияла.

— Тогда ждите здесь. Велю девкам купальню готовить. — С этими словами она, с удивительным для ее телосложения проворством выскочила за дверь.

Я стояла посреди маленькой комнаты, сжимала кулаки и глядела в сторону небольшого круглого зеркала на стене. Давай, Светик, сделай это. Взгляни на себя. Мне стало трудно дышать. Я не была уверена, что готова увидеть в нем чужое лицо.

Первый шаг. Второй шаг. Сердце билось так громко, что его стук отдавался в висках. Теперь шаг влево. Последний. Я зажмурилась и подошла.

Несколько бесконечно долгих секунд стояла с закрытыми глазами, пока, наконец, не заставила себя открыть их.

7. Глава 7

В отражении на меня смотрела юная девушка лет восемнадцати-двадцати. Грязная, исцарапанная, со спутанными волосами цвета спелой пшеницы. У нее были высокие скулы, голубые глаза и темные брови вразлет. Рот большеват, но это, скорее, особенность, чем недостаток.

Многие наверное, сочли бы ее приятной, но я могла думать лишь о том, что понятия не имею, как жить дальше в чужом теле и чужом мире. Я разглядывала худые белые руки, трогала волосы, нос и подбородок как будто эти действия помогли бы яснее осознать реальность происходящего.

— Миледи?

Я вздрогнула и повернулась. В дверях стояла Батшеба.

— Лучше бы вам, конечно, после купания в зеркала-то смотреться, — сказала она. — Хотя лицом да фигурой боги вас не обидели.

Я пожала плечами: внешность как внешность. Приятная глазу, но не более того.

— Идемте, — Батшеба взяла меня за руку.

***

Мы вышли из комнаты и оказались в цокольном помещении – судя по всему, кухне. С одной стороны выстроились аж две печи, жаровня и некое подобие плиты, но сделанной из камня и железа. С другой тянулись ряды шкафов и полок, а в центре – длинный исцарапанный стол и лавки по обе стороны от него.

— За мной, — Батшеба протискивалась между шкафами и лавкой.

Я, покачиваясь, шлепала за ней.

Из кухни она привела меня в небольшой темный коридор, а оттуда в комнату, еще более маленькую, чем спальня, где я очнулась.

В тесном помещении было душно и жарко, а единственное окошко под потолком запотело от пара. В центре стояла большая деревянная бадья. Судя по всему, местная ванна.

— Батшеба?

Она стояла возле стены и чего-то ждала.

— Да? — экономка, в свою очередь удивленно посмотрела на меня. — Что-то не так, миледи?