На плечах ветвятся узоры, бегут вниз и к груди, где сталкиваются в одной точке, образуя небольшой круг с расходящимися от него лучами. Что-то вроде рисунка солнца, разве что лучи тоньше.

Сказать по правде, я не могла отвести взор от этого наряда. Он был несколько неряшливым, но удобным на первый взгляд, красивым и — что самое важное — имел все черты исторической ценности. Такому экземпляру место в музее за твердым стеклом. Хотя, стоит признать, на мужчине он сидит идеально, придавая ему загадочность и какую-то особую магическую силу. Не саму магию, а… силу притяжения. Такую, какая сражает женщин наповал. Какая подчиняет и стирает волю, не оставляя от нее и следа.

Но мне волю терять нельзя. Как и мозги.

Что на меня вообще нашло? Язык проглотила, дыхание задержала и сама по струнке вытянулась… Можно подумать, впервые в жизни мужчину увидела.

Ну… вообще-то, такого увидела впервые.

— На сей раз, адепт Эррера, вы даже не усладите меня оправданиями? — поинтересовался он, но таким холодным, равнодушным тоном, будто ему все давно очерствело. И я, и поджавший хвост самец рядом со мной, и академия со всеми студентами и преподавателями. — У вас выпускной год, а вы все так же шастаете по коридорам и девушек в углах зажимаете. К чему приведет эта привычка? Сомневаюсь, что к блестящей карьере стража. Или вы намерены зажимать врагов и сражать их жалким подобием харизмы?

Темная соболиная бровь выгнулась капельку иронично, но вовсе не насмешливо. Преподаватель говорил серьезно, а адепт почти не дышал. Похоже, не первый раз они сталкиваются при таких… обстоятельствах.

— Молчите? Хорошо. Партизан вышел бы отличный. Но не страж.

Партизан? Не ожидала услышать здесь такое сравнение.

— После занятий жду в кабинете директора. Обговорим отчисление.

Кажется, только угрожающее слово «отчисление» вынудило Эрреру отмереть.

— Но, магистр Донован, — торопливо замямлил он, — последний год…

М-да. Жалко парня. И вступиться хочется, и продолжить молчать, чтобы позволить каре небесной довести дело до конца.

Ясен пень, у самца дурь в голове. Но выбить-то ее можно?

Нет, Луиза, даже не думай! Отключай милосердие. Сейчас оно не помощник. Не хватало мне еще вступаться за этого… этого…

— Вы все не так поняли, магистр. — Дура! — Дело в том, что…

— Я к вам обращался, адептка? — оборвал твердо и сухо. И глянул так пронзительно, прорубая во мне дыру, что я прикусила язык в буквальном смысле. — Вас я тоже жду после занятий.

— Извините, — вымолвила обескураженно, как-то разом забыв все, что хотела сказать.

Заткнул одним взглядом. Талантище.

— Извинения приняты, — сказал всего лишь, развернулся и… ушел.

Просто ушел.

Наверное, мне следовало оставить все так, как есть. Прийти в кабинет директрисы, выслушать упреки, принять незаслуженное наказание вместе с подставившим меня адептом… Поступить так, как, возможно, поступила бы Джо. Уж очень сомневаюсь, что она стала бы бороться за место в академии. Ушла бы отсюда с легким сердцем.

Но я не Джо. И я устала себе об этом напоминать, как и не забывать, что Луизой мне здесь быть нельзя. Но…

Меня всю передергивает, когда в игру вступает несправедливость.

— Я хочу объясниться! — крикнула, сорвавшись с места.

Слова эхом отразились от стен. Магистр не остановился, определенно сделав вид, что не услышал, но я все равно увязалась за ним, оставляя бедолагу-поклонника позади.

— Хочу объясниться, — повторила с нажимом.

— Мне без надобности ваши объяснения. Приберегите их для директора.

— Но вы должны меня выслушать!

Мужчина резко затормозил, и я вовремя остановилась, едва не врезавшись в его спину.