Села на кровати, поморщилась, сдавливая пальцами виски. Странное ощущение. Вроде отдохнула, но чувство такое, будто меня всю ночь били палками и заставляли пахать землю. Щеки калило, голова неприятно гудела, а в горле будто застрял колючий камень. Похоже, ночная прогулка по лесу под дождем не прошла бесследно.

Я выбралась из-под одеяла и пошла в ванную в надежде, что если умоюсь, то голова прояснится. Заодно собиралась проверить, помогла ли вчерашняя мазь, и, если надо, перед дорогой еще раз обработать боевые раны.

Синяк на ребрах пожелтел и стал почти неразличимым, маленькие царапины затянулись, коленка уже не пугала своим разодранным видом, а вот глубокая царапина на щиколотке никуда не делась. Мало того, кожа вокруг нее потемнела, сосуды стали яркими и словно зеленые щупальца осьминога поднимались по икре к колену.

— Это что такое? — я поставила ногу на лавочку и склонилась, пытаясь получше рассмотреть свою конечность.

В памяти острой вспышкой пролетели жуткие образы. Ночь, лесная сторожка, выжла, ползущая следом за мной на крыльцо. Ее кривые когтистые пальцы, сжимающиеся на моей ноге.

Баночка выскользнула из внезапно ослабевших рук, громко стукнулась о пол и закатилась под лавку.

Я просто испачкалась! Вчера вечером, когда гуляли с Рэем, наступила в грязь и не заметила этого. Да!

Включила горячую воду и начала с остервенением тереть кожу, несмотря на боль. Зелень не уходила. Наоборот, начала подниматься вверх по ноге, оплетая ее до самого колена.

Мозг отказывался принимать единственно возможное объяснение, которое могло быть в этой ситуации.

У меня не получалось дышать. Медленно, пошатываясь и борясь с накатывавшей тошнотой, я подошла к зеркалу, протерла его ладонью и взглянула на отражение. По сравнению со вчерашним днем я была гораздо бледнее. Под глазами залегли густые тени, а глаза… В них появилась зелень. Не яркая, сочная и жизнерадостная, а уныло-бурая. Пока еще едва заметная, но уже расползавшаяся по белкам и радужке.

Я заразилась.

Та выжла в лесной сторожке меня поцарапала! А я была так испугана и так старалась выбраться живой, что попросту этого не заметила.

Что теперь скажет Рэй? Да и будет ли он говорить? Он же солдат! Тот, кто защищает людей от опасности, от разбойников, от выжл. А я становлюсь одной из них!

Что он сказал ночью на дороге, когда первый раз увидел меня в руках разбойников и принял за нежить? Предложил сжечь? Это самый действенный способ, чтобы зараза не распространялась. Сейчас зараза — это я.

За окном еще не рассвело, но первые лучи солнца уже окрашивали горизонт, и ночь отступала, нехотя сдавая позиции. Еще час, и будет светло. Рэй придет, чтобы позвать в путь, увидит меня такой и все поймет.

Я не хочу этого. Не хочу видеть разочарование в его глазах и не хочу умирать.

Решение пришло само.

Я надела походный костюм, сапоги, плащ, затянула волосы в тугую косу и тихо спустилась вниз, радуясь тому, что, кроме меня, в гостевом доме никого нет. На первом этаже нашла кладовку и бессовестно ее разграбила — вытащила холщовый рюкзак, такой же, как у Рэя, только поменьше, веревку, нож. Надеюсь, хозяин не очень расстроится, обнаружив пропажу.

Следом в рюкзак отправилась жестяная кружка, огниво, еще один нож, остатки ужина, фляга с водой. Я набивала туда все, что могло потребоваться, чтобы выжить в лесу и добраться до…

А куда мне, собственно говоря, добираться? У меня времени-то всего несколько часов, судя по тому, что зеленые прожилки уже поднялись выше колена. Я только и успею, что добраться до какой-нибудь чащи и сдохнуть там еще до заката, а выжле уже будет не нужен ни рюкзак, ни плащ, ни вода.