Кирилл задавал вопросы, выслушивал ответы, и глаза у него лезли на лоб все дальше. Если бы не твердая уверенность Джека в том, что мужчина сам свято верит в рассказ, Кирилл решил бы, что над ним издеваются.

Первый ребенок появился в поселке, где проживал абориген, четырнадцать лет назад. То есть, прикинул Кирилл, если он и ошибся в расчетах относительно периода изобретения вакцины, то не сильно. На этом разумное изложение закончилось, и дальше, по выражению Джека, «поперли глюки».

Из четверых, проживающих на сегодняшний день в поселке аборигена детей, ни один не был рожден местной женщиной. Младенцев, согласно рассказчику, в поселок каким-то образом поставляла Мать Доброты – чей портрет, согласно сбивчивому описанию, представлял собой точную копию уже виденного в Павловске. Присутствовал в поселке и «Лунный Круг» - тоже подобие виденного двести километров назад, и люлька в центре круга. Дети появлялись в люльке только летом, и только в июле. Если наступал август, а люлька оставалось пустой, значит, в этот раз Мать Доброты одарила своей щедростью другой поселок, более достойный. Механизм передачи детей аборигену был неизвестен. По его словам, просто одним прекрасным вечером, когда жители поселка выходили из домов, находили в Лунном Кругу сладко спящего младенца. Мужик искренне верил в то, что ребенка принесла Мать Доброты - то есть некое божественное воплощение женщины с портрета. Заслужить появление младенца было не так-то просто, Мать Доброты одаривала паству далеко не каждый год. Появления детей трепетно ждали, Матери Доброты еженощно молились и дважды в сутки, перед завтраком и после ужина, распевали псалмы. Старались соблюдать установленные заповеди: не употреблять алкоголь, не сквернословить, прелюбодействовать только в определенный период и только находясь в браке, заключенном перед алтарем Матери все в том же Лунном Кругу – в этом месте рассказа Джек схватился за голову. Сексуальные отношения между людьми, не состоящими в браке, Матерью категорически не одобрялись. Кроме того, южанам предписывалось помогать больным и старикам, не перечить главе поселка и не выходить из домов, пока не «перевернется девятка», то есть с девяти часов утра до шести вечера.

- Охренеть, - ошалело выдавил Кирилл, - еще и комендантский час!

- А что будет, если выйти? – вмешался Джек. – Мать добротой порвет, как медведь хомячка?

Абориген от такого святотатства шарахнулся, будто перед ним ударила молния. Задергал связанными руками и, если бы мог, убежал хоть в болото, на краю которого проводился допрос, хоть к черту на рога - в этом Кирилл, заглянув в выпученные от суеверного страха глаза, не сомневался. Но Джек держал мужика крепко.

- Если выйти, Мать Доброты накажет, - прыгающими губами, после ободряющей оплеухи проговорил абориген. – В одном поселке ослушались, с сенокосом не успевали. Мать наказала их страшной болезнью. Люди умирали в муках. Те, что спаслись, навсегда запомнили ее гнев.

Кирилл нахмурился:

- Так. В муках, говоришь? Боли, безостановочная рвота, а как итог – смерть от обезвоживания. Верно?

Абориген затрясся.

- Не пугай больше, - глянув на него, попросил Джек, – того гляди обгадится. Ну, или пугай, но тогда сам держи. Это ведь он про поселок с крематорием?

Кирилл кивнул:

- Симптоматика отравления мышьяком – в чистом виде.

- Серьезная у них мамка, - одобрил Джек. - Кто слушается - тому, значит, младенцев. А кто поперек вякнет, тому яду в колодец.

- За что с ними так обошлись? – подала голос Олеся. – Ведь то, о чем он говорил… Ну, там, не бухать, не ругаться, больным и старикам помогать – это ведь хорошо? Их ведь, получается, правильным вещам учат? – она посмотрела на Кирилла.