– Я мог бы заставить туфли-лодочки летать.

Первый миг по скопищу разлилась гробовая тишина. Во второй – сверчки уняли свой стрекот. И лишь на третий дети принялись хохотать над Одиссеем. Это был гулкий раскатистый смех волны, рассекающей небо в шторм. Она накатывала на маленькое тельце Одиссея, окидывала пенистыми гребнями, отчего конечности его заледенели, а плечи озябли от изнеможения. Он поёжился, но остался стоять на своём.

– Я могу соорудить нам самолёты. Из башмаков. Они будут летать.

Первым перестал смеяться Зверобой.

– Летать? То есть прямо как драконы?

– Да.

– Ты не сможешь.

– Давеча ты нарёк меня трусом. Однако я добровольно вызвался убить розового принца.

– Это просто слова.

Неожиданно гул утих, когда ребятишки услыхали крики в лесу. Это был дикий призыв, тревожащий густую листву пущи. Позади Зверобоя затрепетала листва кустарников, и прямо к центру стогны выбежал запыхавшийся Моби Дик.

– Ещё один из вас! – крикнул Зверобой. – Нарушитель обетов и плут.

От усталости Моби Дик рухнул на колени, запрокинув лоснящееся от пота лицо. Пропустив мимо ушей слова вожака, куцыми слогами мальчишка крикнул:

– Они нашли нас! Сивилла и её приспешницы. Летят сюда на стойках и швабрах.

С секунду все замерли на месте. А затем Зверобой, бросив злобный взгляд на Одиссея, крикнул:

– Спасаемся! Все к морю!

Одиссей бросился в толпу, хватая попадавшихся девчонок за руки и тут же отпуская. Среди них он искал Астиному. Её нигде не было.

– Астинома!

Гулкий, неясной природы страх сковал сердце Одиссея. Он сжал его впалую грудь в тисках, скрутил рёбра, а затем спустился и к брюшине, сворачивая узлом желудок. В глазах у пришлого всё поплыло, искрами выскакивали перекошенные ужасом детские лики. Тонкие голоски озаряли вспышками молний застланный листвой небосвод, торопливые короткие ножки неслись в разные стороны, пока Зверобой отчаянно гнал их от лагеря к морю.

В трясущихся руках Иниго Одиссей усмотрел самодельную рогатку. Ребята постарше похватались за деревянные мечи. Некоторые брали на руки самых маленьких, что заливались горькими слезами. Это были самые прозрачные и невинные слёзы – они принадлежали тем, у кого в этом суровом мире не имелось заступников. А что Зверобой? В его помертвевшем лице Одиссей не нашёл ничего, кроме гаснущей уверенности. Он остался последним в лагере и с силой толкал ребят к тропе, ведущей к низинам. И тогда лицо его, трепещущее огнём первобытного страха, вдруг сделалось совсем детским.

Одиссей подбежал к нему и крикнул:

– Где Астинома?

– Я не видел её, – Зверобой толкнул ещё одного ребёнка. – Скорее! Спускайся с нами, лодки наверняка уже ждут.

Взяв малютку из рук Моби Дика – тот едва не уронил дитя, запыхавшись, – Зверобой нырнул в кусты. И тогда лагерь опустел навсегда.

Одиссей бежал за его долговязой фигурой, хлестаемый острыми ветвями паразитаксусов. Пару раз он спотыкался и падал, но тотчас вскакивал и настигал вереницу детей. Вскоре нос его уловил солоноватый аромат моря, и когда все разбойники почти настигли берега, он уже было выбежал вперёд, но тотчас упал на спину – за шиворот в сень его затянул Иниго. Тогда Одиссей обнаружил, что дети не рассыпались по причалу. Все спрятались. Подняв взор к небу, онпонял почему: клином рассекали облака парящие ведьмы. Пара по паре на самых настоящих швабрах, а во главе их – Сивилла. Одиссей, прищурившись, вдруг понял, что летала она на вытянутой металлической палке на ножках с одной стороны и крючками – на другой, и на миг ему показалось, что это был штатив от капельницы.