Где можно получить нужные списки имперских магов, я представляла, но мне самой до них не добраться, а просить Ализарду я, подумав, не стала. Тогда пришлось бы объяснять, зачем мне тот реестр понадобился. Посвящать тётю в тайну пёстрого маленького сычика мы, опять же, не торопились. Я бы секрет Рене Ализарде доверила, но он очень просил не спешить.
В пернатом облике Рене смущал меня гораздо меньше: я не стеснялась протянуть руку, коснуться, погладить крылышки. Совушку хотелось оберегать, укрыть от недоброго мира, продолжать следить, чтобы до неё-него не добрался Шершень. Но порой я сомневалась, что Рене-птица столь же разумен, как Рене-человек: птица не больно, но ощутимо клевалась, потешно играла с пряжей и шпильками, иногда хватала за волосы, сидя на плече. И всё же я привязалась к нему, а некоторые вещи оказалось легче произносить, когда Рене оставался сычом.
– Верген, он… не так чтобы слишком скупой, – тихо поясняла я, наблюдая, как птиц гоняет по столику сплющенную курагу. Рене так нелестно о муже выражался, хотя и очень редко, что я сочла нужным напомнить перу важных моментов. – Да, больших денег за ним никогда не водилось, но он многое для меня сделал, находил возможность. Эта лихорадка, приступы которой ты наблюдал… Она не лечится, все эти микстуры и зелья лишь отсрочка неизбежного, но они стоят денег, и, как видишь, в том шкафчике всегда есть запас. Меня регулярно осматривает семейный лекарь, а время от времени Верген показывает меня другим, надеясь, что полное исцеление всё-таки возможно. Он не самый приятный человек, Рене, но благодаря ему я избежала казни. Сначала мы жили в Риагате… не знаю, приходилось ли тебе там бывать. Я ходила в гости к соседям и тётю Лиз видела чаще, хотя не очень-то они поладили с Вергеном с самой первой встречи. Это потом он совсем сошёл с ума в желании вытащить из меня заложенный от рождения дар… Да, я должна была стать магом, но не стала, так тоже бывает. А он два года после свадьбы всё пытался и пытался, опаивал всякой дрянью, проводил ритуалы… Это противно вспоминать. – Сыч протестующе хватанул меня клювом за руку, но я помотала головой, не желая бередить воспоминания. Внимательный взгляд разглядит на моих запястьях застарелые шрамы от порезов. Некоторые ритуалы требовали крови. – Но, как ни странно, мне есть за что поблагодарить его. Я жива до сих пор, пусть этой жизни осталось всего несколько лет, пока болезнь окончательно не возьмёт верх.
Птиц отскочил подальше, заклекотал, яростно сверкая круглыми глазищами и размахивая крыльями. Я невольно отметила, что при обратном переходе из человеческого тела в птичье проблем не наблюдалось: он двигался быстро, уверенно, птичье тело слушалось.
– Мне тоже не нравится, Рене, – согласилась я и попыталась улыбнуться. – Я хочу жить. Но ещё больше хочу, чтобы мне хватило времени помочь тебе.
Для Рене чего бы то ни стоило надо найти толкового специалиста. Как же злила собственная беспомощность и необходимость сидеть в четырёх стенах, в стороне от мира!
Чтобы отвлечься от темы смерти, я почесала сычика в области шеи, будто он был котёнком. Он недовольно булькнул, вывернулся из-под руки и вспорхнул на изголовье. Я же невольно покосилась толстую веточку-жёрдочку выше. Сколько раз птица оставалась здесь, когда я укладывалась спать! Нет уж, начиная с этой ночи, я буду выгонять Рене отсюда и плотно задёргивать полог.
– Но ты прав: любви между нами с мужем нет, – решила я закончить ненужные откровения. – И не было, хотя Верген когда-то, в самом начале, что-то такое пытался… Наверное, считал, что красивыми словами будет проще расположить меня к себе. Мне же было достаточно того, что он знал моего отца, был его учеником и даже другом. Я не видела их дружбы, отец о нём не упоминал, но он вообще не говорил со мной о своих знакомых, если только о том, кто из них мог бы быть хорошей партией для меня… А потом я уехала учиться и домой приезжала два-три раза в год, на каникулы и большие праздники. Так что познакомиться с Вергеном в то время не сыскалось возможности… Зачем я тебе всё это рассказываю? – я подняла голову, нашла мерцающие жёлтые глаза.