– Не просто, – Рене вглядывался в надвигающийся со стороны гор вечер, словно читал там ответ, а у меня вдруг перехватило горло. – Оно никак не выделяется из множества других. Чтобы его увидеть, нужно магическое зрение.

Негнущимися пальцами я воткнула шпильку обратно в волосы. Что-то ускользало от меня, что-то важное, маячившее под самым носом.

– У меня нет магического зрения, – сказала я, глядя в напряжённую спину.

У меня ничего нет.

– У меня тоже сейчас нет.

– Погоди! – Осенило меня. – Можно ведь вытаскивать из твоей совы перья одно за другим, пока не попадётся заговорённое и не освободит тебя!

Я выпалила это и тут же осеклась: восемь лет. Уж за этот срок сыч мог бы найти! Рене старательно поправил завернувшиеся занавески, медленно повернулся в мою сторону. Такой спокойный, обманчиво-расслабленный, и только глаза…

– В этой птице два заговорённых пера. Два самых обычных, ничем не примечательных пера. Одно вернёт к нормальной жизни, другое принесёт смерть. И да, я пробовал выдёргивать их наобум, – добавил он, усмехнувшись, – но не смог пойти до конца.

Я потёрла зудящее запястье: порой, когда нервничала, кожа под брачной татуировкой-браслетом начинала чесаться. Затолкать свободолюбивого альнардца в мелкую сову кому-то показалось недостаточной пыткой. Не представляла, как он это выносил.

– Смерть? – убито уточнила я.

– Если дёрнуть не то перо, убьёт на месте. Это, обрывающее жизнь, я тоже искал, но, как выяснилось опытным путём, жить всё-таки хочу.

Как же я жалела в этот миг о так и не проснувшейся силе! О мёртвом источнике, бесполезных в устах не-мага словах-заклинаниях! Жалела до жгучего покалывания в кончиках пальцев. Этому птицу нужен всего лишь видящий маг!.. Не обязательно сильнейший! С бескрылым позором, больше надуманным, чем реальным, со ссорой, которая, похоже, имела место быть восемь лет назад, согласилась я про себя, можно разобраться позже. Первоочередная задача – избавиться от птичьего облика. Только не всякий живущий в империи маг обладает нужным зрением, кому-то такое недоступно даже при большой силе.

А Рене провёл пятернёй по подсыхающим отросшим прядям и впился в меня требовательным взглядом.

– Дэри, прошу тебя: не пытайся наугад вытаскивать из этого чучела перья.

– Не буду, – заверила я, примирительно выставив перед собой ладони. А глупый, глупый, отупевший от бесконечного приёма зелий мозг отчаянно искал выход. – Но и оставить всё… вот так – нельзя!

– Нельзя, – простуженным эхом согласился сыч. – Но я пока не придумал ничего стоящего. Возможность ненадолго снова становиться собой вернулась только-только. Просто… когда вернётся эта бесполезная мелюзга, не трогай, ладно?

И я ещё раз подтвердила данное ему слово основательным кивком.

– Погоди… но сыч время от времени роняет перья, я сама видела! Даже сохранила несколько.

– Это не считается: среди оброненных таким образом перьев заговорённых не бывает. К огромному моему прискорбию, – он искривил тонкие губы в недоброй ухмылке.

– Откуда тебе известно об условии снятия заклятия?

В первую нашу беседу Рене говорил, что часть времени находился без сознания: похитили человеком, пристроили в цирк уже птицей. И имперского, если я правильно поняла, он тогда не знал.

– Из разговора владельца цирка, Фитри, с одним человеком, – хмуро бросил Рене.

Я держала пальцы одной руки на покалывающем, зудящем запястье второй. Несмотря на тепло в спальне, пальцы сковало холодом, и этот холодок унимал нервное жжение. Взглядом поторопила медлившего с рассказом сыча. Он вернулся в удобное кресло напротив, скрестил на коленях руки, а я невольно снова задела взглядом темнеющую вязь браслета на его исхудавшем запястье. Может, всё-таки там осталась не невеста, а жена? Я не обладала знаниями о брачных обычаях альнардцев, но браслеты носили не только в Роумстоне.