Сказать, что общаться с Витьком было тяжело – значит, ничего не сказать. Общаться с ним было практически невозможно. На мой взгляд. И на любой другой взгляд. Кроме взгляда самого Витька, наверное.

Странное свойство было у человека. Поговоришь с ним пять минут и думаешь, какой умный и приятный собеседник. Веселый.

Еще через пять минут уже так не думаешь. А еще минут через двадцать у тебя складывается стойкое впечатление, что большего дурака и зануды ты еще не встречал в своей жизни. Хотя тон и тема не изменились. Странное все-таки свойство…

Сейчас, когда много говорят об энергетике живых организмов и всевозможных совместимостях биополей, можно, ради разнообразия, объяснить все этим. Тогда получается, что несовместимость у Витька была абсолютная. Как слух у гения-музыканта. Несовместимость со всем окружающим миром…

Из нашей бывшей школьной компании с Витьком продолжал общаться только я. Наши отношения, своего рода дружба (если можно их так назвать!) началась с того момента, как мы встретились с ним спустя год после школы. Словно уже тогда я интуитивно догадывался, что Витек, со всей его бьющей в глаза отрицательностью, будет мне еще очень и очень полезен. Сейчас я это знаю. Точнее, знал, если иметь в виду, что все глаголы теперь относятся к Витьку только в прошедшем времени.

Я даже был у Витька на свадьбе свидетелем.

Алик не пошел из принципа. Шумел на меня, что я, Пашкин друг, не имею права. Наседал своим кавказским темпераментом, как горный орел на курицу.

Я отговорился. Убедил его, что это ради Пашки. Вот вернется он, спросит, как было, а кто ему расскажет? Лучше мы сами, его друзья. Но он все равно не пошел.

Свадьба, кстати, получилась так себе. По нынешним изобильным временам – просто убогая. Гуляли на квартире у Витька. Если это можно назвать гулянкой. Как можно, например, назвать озером вонючую дождевую лужу. Можно, но не хочется.

Был ЗАГС, три наемных машины с куклами на капотах и традиционный заезд к Вечному огню с распитием шампанского, оставившего липкие пятна у меня на костюме. Был стол, составленный в большой комнате из нескольких, раскладных и скрипучих, доски для сидения, уложенные на табуретки и укрытые простынями. Водка, портвейн, шампанское, разнокалиберные тарелки и рюмки. Чад из кухни, какое-то бесчисленное количество жареных куриных ног, вязкие от майонеза салаты и бесконечные селедки под шубами.

Друзья сидели вперемежку с родственниками. Да молодежи почти и не было. Откуда у Витька друзья? Лена тоже пригласила только двух-трех подруг. Стеснялась после Пашки своего нового избранника?

Помню я, как свидетель, попробовал было приклеиться к свидетельнице – вроде свадебная традиция. Но та только изумленно округлила глаза. Мол, ты что, Сергеев, перепил или недоел? Действительно, смешно, с этой девчонкой мы десять лет проучились вместе, видели друг друга и в соплях и в гольфах. И после этого убеждать ее в нежных чувствах, которые якобы вспыхнули после второй рюмки?..

В общем, вся свадьба проходила по старому, традиционному принципу – надо много есть, иначе опьянеешь.

Родители Витька, две кубышки, беспрестанно суетились между гостями, выстреливая на столы все новый и новый харч. Им на подхвате помогала сестра его матери, такая же квадратная и суетливая. Никакая. Сейчас видишь, а закроешь глаза – в памяти остается только вытесненный объем воздуха и серые волосы без прически. В общем, гены, конечно. Понятно, почему Витек всю жизнь только толстел.

Мать Лены сидела за столом растерянно и напряженно, как случайный гость. Ее мать любила Пашку. Считала его тем самым, нужным в доме мужчиной, которого так не хватало после смерти ее мужа. Способного и кран починить, и принести из магазина тяжелые сумки, и рявкнуть на расшумевшегося за стенкой соседа. Незадолго до армии мать Лены даже позволяла Пашке оставаться у них ночевать, правда, упорно стелила в другом конце комнаты дочери брезентовую раскладушку, он сам рассказывал, посмеиваясь.