Гортран довольно часто выходит «в народ», чтобы знать, чем он дышит и о чем говорит. И сейчас Адор не дышал, а задыхался от ненависти.
И кто-то эту ненависть исправно разжигал…
Барон возвращался в город поздней ночью, переодевшись слепым странником, с клюкой и в лохмотьях. Таким запрещено входить в главные ворота, они входят в город со стороны леса, через узенький проход, где вечно слякоть и ноги тонут по щиколотку в грязи, где почти никогда нет охраны. Но едва приблизился к лазу, как тут же спрятался за деревьями. Две фигуры в длинных плащах покинули Адор и направились в сторону леса. Судя по походке и невысокому росту — это женщины. Гортран уже было двинулся к ограде, как вдруг услышал писк младенца. Они куда-то несли маленького ребенка. Оруженосец осмотрелся по сторонам, отбросил палку, натянул капюшон пониже и осторожно ступая, последовал за двумя фигурами. Одна из женщин высокая и стройная, а вторая на голову ниже, явно не простолюдинки. Поступь мягкая, спины ровные. Писк то доносился, то исчезал. Ребенку закрывали рот, или ветер уносил крики в другую сторону. Неужели Блэр решилась опять украсть ребенка? Если Гортрану удастся ее схватить, доказать, что она причастна к страшным преступлениям, все будет кончено. Герцог казнит эту суку, вернется в постель к жене, и в Адоре настанет мир. Возможно, это и есть шанс спасти герцогство от войны и от мятежей. Если что – с мужчиной Гортран справится.
Он ступал медленно и едва слышно, прячась за деревьями, чтобы его не заметили, пока не оказался на небольшой опушке, точнее, не увидел ее, освещенную кострами, разожжёнными на углах пятиконечной звезды, в центре которой стояли два чана.
Под одним из них женщины разожгли огонь, и у Гортрана зашевелились волосы на голове… Он не хотел представлять, что они собирались сделать с малышом. Не хотел даже думать об этом. Одна из женщин, та, что повыше, вынесла младенца и подняла его вверх, а другая, низкая, шипящим голосом проговорила что-то на чужом непонятном языке. Они опустили ребенка в первый чан, и в нем расплескалась вода. Крик малыша стих, а Гортран закрыл рот обеими руками, продолжая смотреть на какой-то чудовищный ритуал, не веря своим глазам, что действительно это видит.
– Пока его душа отходит в мир иной, чтобы ожидать своего возвращения, войди в священную воду и обмойся перед сожжением невинной плоти.
Высокая женщина потянула за тесемки своего плаща и… Гортран затаил дыхание, приготовившись увидеть Элизабет Блэр… но вместо нее увидел Агнес, голую Агнес с распущенными вдоль тела светлыми волосами. Она пошла в сторону реки, и женщина ниже ростом последовала за ней.
Он бросился к чану, выхватив меч, спотыкаясь и дрожа от ужаса.
Агнес и женщина обернулись. Лицо герцогини исказило адской злобой, оно стало похоже на бледную жуткую маску со сверкающими безумной злобой глазами. Лицо второй женщины осталось в тени под капюшоном. Но Уэлча обуял суеверный ужас, при взгляде на нее он ощутил, как его всего охватывает дрожью, как все хорошее исчезает из его мыслей и их наполняет тьмой, наполняет дыханием смерти.
Гортран выхватил малыша из ледяной воды, завернул в плащ и побежал в сторону леса…
Вскрикнув и замерев на мгновение, он ощутил, как что-то острое впилось ему в спину, ближе к плечу, но не останавливался, он сжимал младенца и изо всех сил молился Богу, чтобы тот выжил… А сам не знал куда бежит, но точно не в замок. Есть только одно место, где малыша могут спасти… и только одна женщина, кто на это способен.