– Не забывай, сука, на кого работаешь.

– Я помню. Помню, что он сказал про тебя. Почему тебя так прозвали – Смолбоун[4]. – Она показала согнутый мизинец и усмехнулась.

– Ты… сука… – Эмис поднялся, покачнувшись, на колени и попытался схватить ее, но увидел вдруг только вылетевшую откуда-то ее левую ногу. Элементарный прием из кикбоксинга. Удар под подбородок… голова вскинулась вверх и назад. Сознание как будто растворилось в сияющем белом свете, словно ее нога пробила насквозь череп.

После утреннего воскресного инструктажа по операции «Икона» Рой Грейс отправился в полицейский участок, располагавшийся в бетонной громадине на Джон-стрит. Проблем скопилось немало, и, катя в серебристом служебном «форде-фокусе» по Лондон-Роуд, он пытался как-то разобраться в них и определиться с приоритетами.

Наибольшее беспокойство вызывала Клио, которая после бессонной ночи не очень хорошо чувствовала себя утром. Эпизод с машиной сказался на ее состоянии не лучшим образом, и Грейс хотел вернуться к ней как можно скорее.

По делу «неизвестного из Беруика» – так назвали обнаруженный на птицеферме человеческий обрубок – ничего нового пока не было. Оставалось надеяться на анализ ДНК, результатов которого ожидали из лаборатории утром.

В понедельник ему предстояла поездка в Лондон, в Иннер-Темпл, и встреча с барристером обвинения по делу Карла Веннера. А значит, сегодня надо выкроить время и поговорить с детективом Майком Горринджем и финансовым инспектором Эмили Кертис, просмотреть собранные ими материалы и записи в своем рабочем блокноте. Завтра поджаривать будут не подсудимого, поэтому надо иметь наготове ответы на все предполагаемые вопросы. И наконец, прямо сейчас его ждет встреча со старшим суперинтендентом Грэмом Баррингтоном.

Зазвонил телефон, и Грейс ответил по громкой связи.

– Мистер Грейс? – спросил незнакомый бодрый голос.

– Да, – ответил он нерешительно.

– Это Терри Робинсон из «Фрост гэрадж». Вы заглядывали к нам несколько недель назад, искали «альфу-брера», так?

– Да, верно. – Что-то смутно вспомнилось.

Несколько секунд на линии слышались какие-то щелчки, похожие на те, что он слышал раньше. Либо плохое соединение, подумал Грейс, либо что-то не так с телефоном.

– Вы просили дать знать, если появится четырехдверная «альфа». Вас это еще интересует?

– Э… да, интересует.

– У нас есть «джульетта». Срок эксплуатации один год. Прекрасная машина. Небольшой пробег, но вы говорили, что это не важно, так?

– Сколько миль?

– Сорок восемь тысяч. Один владелец. Цвет – «этна блэк». Выглядит потрясающе. Заявки у нас уже есть. Я бы порекомендовал заехать и посмотреть как можно скорее.

– На черном ведь очень заметна грязь?

– Черный всегда лучше смотрится, когда чистый, но из всех цветов он самый популярный. Этой машине он идет. Как я уже сказал, выглядит потрясающе.

Грейс быстро прикинул варианты.

– Я могу заглянуть к вам во второй половине дня. Где-то после полудня. Вы во сколько сегодня закрываетесь?

– В четыре часа, сэр. Но гарантировать, что она еще будет здесь, я не могу.

– До четырех подскочу. Терри Робинсон, да?

– Верно, Терри Робинсон. Спасибо, сэр.

– Что ж, Терри, спасибо. Постараюсь пораньше.

Грейс остановился на перекрестке. Справа открывался вид на одно из самых любимых его зданий, изысканный, нелепый, но прекрасный брайтонский Павильон, своего рода местный Тадж-Махал. Из открытых окон остановившейся рядом пурпурной «астры» с двумя сопляками била, сотрясая воздух и мозг, тяжелая музыка. Грейс даже пожалел, что не носит форму, – вышел бы да всыпал паршивцам по первое число. Вместо этого, когда глаз светофора вспыхнул зеленым, он лишь проводил их взглядом – юнцы унеслись вдаль, оставив после себя два шлейфа-близнеца выхлопных газов, длинных, как сточная труба, размером, наверное, с их собственные задницы.