Да как они реально каждый день по три раза встают к плите?

Внутренний голос  мстительно шепчет: "это ты еще убираться не начинал".

Останавливаюсь на макаронах и курице. Филе порезать, замариновать и - в мультиварку на тушение. Макароны сварить, промыть и разделить на два приема. Ничего с Сергеевой не сделается, поест два раза одно и то же. Она не на курорте.

Мысли о том, что она сказала, никуда не уходят. Я режу мясо и никак не могу прекратить вспоминать. Ну да... этого следовало ожидать. Ее признание не стало неожиданностью. Каков шанс, что в пусть не большом, но все же крупном городе на темной пустой улице я встречу именно дочурку человека, который мне мешал?

Придется обдумать пару важных вопросов.

Первый: насколько двенадцатилетняя девчонка могла противостоять отцу?

Второй: сколько в случившемся вины идиота, который подвозит чужого ребенка до дома вместо того, чтобы вызвать ментов и заставить их навешать по самые уши нерадивой семейке?

Вопросы риторические, а вот пиздец, который из-за них произошел, вполне себе реальный.

Бросаю готовку на полпути и поднимаюсь на чердак. Сергеева спит, прижав к себе эту гребаную тетрадку с рассказом, который я не успел дочитать. Но просыпается, едва я захожу. Сон у нее чуткий, поверхностный, и я даже начинаю сомневаться в собственной уверенности, что ночью она притворялась.

- В душ пойдешь? - спрашиваю.

- Да! - тут же вскакивает, сонная и взъерошенная.

- Тогда ответь на вопрос. Что он тебе сказал?

Молчит. Кусает губу, будто боится отвечать, или... придумывает? Мне хочется рассмеяться. Сейчас Сергеевой выгодно придумать какую-нибудь страшилку. Как ее в детстве били ремнем или запирали в крошечном ящике за шкафом за непослушание. Как, парализованная страхом, она шла по той улице.

- Сказал, что ему нужна помощь. Что ты - плохой человек, который украл у нас много денег, и тебя нужно подловить. Отдать тебе жвачку, в которой жучок.

Я с шумом выдыхаю сквозь зубы. Не было в той жвачке никакого жучка. Лжет?

- Почему ты согласилась?

Пожимает плечами.

- Он мой отец. Я его любила.

Мне дико слышать, что кто-то может любить Сергеева. Но, если вдуматься, в этом и смысл детской любви: она идет по умолчанию. Для нее нет аргументов "против". С родительской так, похоже, не работает. Сложно представить отца, который будет использовать любимую дочку для мести конкуренту.

Эта мысль приносит неожиданное беспокойство, но я отмахиваюсь от нее, как от назойливой мухи. Веду Лиану в душ и, когда шум воды наполняет комнату, вдруг совершаю крайне опрометчивый поступок: возвращаюсь на чердак и открываю ее тетрадь на том же месте, где остановился.

Наверное, я идиот. Даже не наверное, а почти стопроцентно. Легкомысленный идиот, которому собственная заложница воткнет в ребро какой-нибудь карандаш или нож. Но мне все равно.

Она возвращается как раз когда я дочитываю. Стоит на пороге, закутанная в полотенце: сегодня не забыла, умница. Смотрит так с подозрением.

- Я же могла сбежать.

- Куда? В море? Плыви, рыба моя, до Аляски далеко.

Поднимаюсь, возвращаю тетрадь на стол, и вдруг осеняет интересной мыслью.

- Хочешь приготовить ужин?

Лиана оживляется:

- Да!

- Тогда напиши еще одну главу.

В голубых глазах сначала непонимание, потом - недоверие. Она никак не может понять, издеваюсь я или серьезен. Удивительная способность передавать эмоции глазами.

- Что? - наконец переспрашивает Сергеева.

- Еще одну главу. Напиши к вечеру - и я выпущу тебя приготовить ужин.

- То есть я должна тебя развлечь, еще и накормить?