«Они часто сюда приходят, – добавил бармен, – и поют, когда захотят. Иногда вместе с ними приходит Рахманинов, и тогда он дирижирует».

Казаки взяли низкие первые ноты любимой всеми народной песни «Вечерний звон»[8], мелодия которой вызвала в памяти вечерний перезвон русских церковных колоколов. Апатичный композитор внезапно совершенно преобразился. Он несколько раз прервал поющих указаниями, как делать паузы, брать нужный темп и достигать объемного звучания, а потом встал, отложил в сторону гитару и начал дирижировать. Теперь великолепный хор четко и точно выводил каждое слово, а восторженные голоса трепетали от ностальгии:

Разведчик замер: помимо своей воли он перенесся в старую Россию, которой больше не существовало и о которой он мало что знал. Вечер завершился тем, что Рахманинов и участники хора оделись, выпили по рюмке водки и ушли в холодную нью-йоркскую ночь. Феклисов больше никогда не встречал великого музыканта, но вскоре после этой встречи в его офис в консульстве на Восточной 61-й улице прибыл неизвестный мужчина, который оставил там значительную сумму, выделенную с концертных сборов Рахманинова, и его заверения в любви и преданности своей Родине.

Русская революция стала подарком для американских любителей музыки. Спасаясь от большевиков, Рахманинов, его жена и две дочери на открытых санях с мешком, полным нотных блокнотов и партитур, покинули страну. В 1918 году музыкант снова оказался в Нью-Йорке, где за девять лет до этого, 28 ноября 1909 года, состоялось первое исполнение его самого известного фортепианного концерта – Третьего (концерт был исполнен с оркестром Нью-Йоркского симфонического общества под управлением Вальтера Дамроша). Это событие затмило даже американский дебют его блестящего соотечественника Сергея Прокофьева, который прибыл в США в начале того же года. Конкуренцию Рахманинову мог составить разве что пианист-виртуоз Владимир Горовиц, который в 1925 году бежал из России, спрятав в сапогах наличные доллары и фунты. Рахманинов в Америке заработал немало денег. Его дом в Нью-Йорке стал местом проведения светских раутов с русскими гостями, русской прислугой и русскими порядками, но тосковавший по дому музыкант продолжал тщательно избегать встреч с представителями презираемого им советского режима. А Феклисов настолько заинтересовался легендарным музыкантом, что за свои деньги купил билет на его выступление в Carnegie Hall.

Представители первой волны русских эмигрантов уже доминировали в американской музыке, когда пришла вторая волна. В 1939 году композитор Игорь Стравинский уехал из разрушенной войной Европы и обосновался в солнечном Западном Голливуде. Здесь он присоединился к удивительной лос-анджелесской диаспоре, состоявшей из хореографа Джорджа Баланчина (урожденный Георгий Баланчивадзе из Санкт-Петербурга), скрипача из Литвы Яши Хейфеца и знаменитого пианиста Артура Рубинштейна, который родился в той части Польши, что входила в Российскую империю. Вскоре сюда переехал Горовиц, а потом и Рахманинов. Последний купил дом в Беверли-Хиллз неподалеку от дома застенчивого Стравинского, который называл знакомого русского композитора «шесть с половиной футов злости»