– Пришла пора прозреть, – прошептала она самой себе. Урок, который преподал ей тесть Хельгерта, ясно показал, что мир за окном не такой простой и добрый, к какому она привыкла.

Вскоре явился старый монах, отперев решетку, сунул чашку с похлебкой, кусок хлеба и ложку.

– Утром миску заберем, – буркнул отец Фолли и, лениво почесывая бока, вернулся в трактир. Оттуда лились разухабистые песни и слышался женский смех. Веселье на постоялом дворе только набирало силу.

Джастине не спалось до глубокой ночи. Гуляки приходили поглазеть на карету, кое-кто даже бросал камни, желая, чтобы прячущаяся ведьма показала свой лик. Не думала она, что ей выпадет столько унижения. И ни одного человека рядом, кто бы любил или хотя бы знал, какая она на самом деле. Вспомнив встречу с Родериком на безымянном острове, Тина остро ощутила, что даже враг относился к ней лучше, чем люди, которых защищает на границе ее отец.

Мыслями она вернулась к событиям на безымянном острове. Все могло быть иначе, не приди ей в голову подобраться к Родерику со спины. Приплыви она к нему на лодке, не оказались бы они так близко к провалу, и принцу не пришлось бы снимать ее с камня. А значит, следящая за ними Адель не потеряла бы голову от ревности. Поговорили бы и разошлись. Теперь Джас отчетливо понимала, что ничего Родерику от нее не нужно было, он хотел лишь докопаться до истины – узнать, какая магия их связала.

Когда стихли песни и смех в трактире, в окнах погас свет, а на двор, где стояла карета, опустилась непроглядная тьма, Джас запалила свечу. Бездумно уставилась на трепещущий огонек.

10. Глава 10. Трудности мышиной жизни

– Джастина! Тина! – кто–то терся у кареты, Джас даже разобрала, что ночной гость пошел по кругу, ища возможность заглянуть в щелочку – на ночь пленница зашторивала окна. Она прислушалась к осторожным шагам, не веря, что ее друг все–таки пришел. – Тина, это я, Хельг!

Джас кинулась к окну и так дернула занавеску, что ткань затрещала. С той стороны, обхватив прутья, притиснулся вплотную к решетке Хельгерт. Свеча осветила привычно лезущие в лицо пряди, горящие светом радости глаза и легкую щетину, которую прежде Тина не замечала. За окном стоял не мальчик – самый настоящий мужчина. Высокий и сильный. Ему даже не пришлось вставать на ступеньку, как обычно делали монахи, передавая ей еду.

– Хельг, милый, ты все–таки пришел, – Джас погладила мягкую щетину. Теперь у друга волосы не были заплетены в косу на манер людей, живущих у Бесноватой Бесси. Здесь, в полях, царили совсем другие привычки и порядки. Волосы, перевитые лентой, мягкими волнами спускались до пояса, но Хельг все так же встряхивал головой, чтобы отбросить пряди с лица.

– Я дождался, когда в селе все уснут, – он виновато улыбнулся. Сам понимал, что находится в полной зависимости от прихотей жены и ее отца–старосты. Джас сделалось жалко друга.

– Как ты живешь, Хельг? – сейчас, когда первый восторг от встречи сошел, она заметила и тени под глазами, и складки, залегшие между бровями, точно Хельгерту приходилось чаще хмуриться, чем улыбаться.

– По–всякому случается, – уклончиво ответил он и отвел глаза.

Джас понимала друга. Хельгу, даже если будет невмоготу, идти некуда: родители, побоявшись гнева лорда Варандак, не примут отпрыска.

– Как твой сын? – поинтересовалась она, чтобы перейти к более безопасной теме. Какие родители не любят говорить о своих малышах?

– Мой сын? – он переспросил так, словно не понимал, кем интересуется Джас.

– У тебя же родился сын, – подсказала она, чуя, что не все ладно. – Матушка твоя с гордостью рассказывает о внуке.