Когда Тина посмотрела на отца в последний раз, у того дрожали губы, которые он пытался растянуть в ободряющей улыбке.
Дочь лорда Варандак посадили в белую карету и закрыли двери на увесистый замок. Запряженная двойкой лошадей, тяжелая и неповоротливая повозка медленно выкатилась за ворота. За ней последовали четверо всадников в монашеской одежде белого цвета с косыми крестами на спинах. Храмовики ярко выделялась на фоне серых стен и хмурого неба.
Джастина приникла к зарешеченному окну. Она хотела запомнить родные места, понимая, что может сюда никогда не вернуться. Она слышала, как монахи обещали отцу не торопиться уничтожать ее редкий дар.
– Подобное чудо отражения достойно изучения, – заверили они его.
Джас хмыкнула. Была просто мышкой, а станет подопытной.
Карета увозила все дальше. Ландшафт за окном до того был монотонен, что глазу не за что было зацепиться. Все те же поля, леса, деревеньки. И лишь изредка встречающиеся замки, построенные всякий на свой манер, как–то разнообразили панораму.
– Лазбур, Хореш, Голандри, – шептала она имена кланов – владельцев тех или иных земель, объединенных под общим названием Долины. Как выяснилось, из кареты ее не выпустят до самой столицы – это чуть ли не пять дней пути. Сиденье раздвигалось и на нем можно было спать. Под ним лежал горшок. Еду и ночную вазу просовывали в окно, предварительно отпирая решетку.
– Почему такие предосторожности? – спросила Джас, когда поняла, что и здесь сделалась затворницей.
– Карета заговорена. Никакая магия не выйдет за ее границы, – пояснил старший из монахов – отец Фолли.
– Но я не опасна, – пыталась убедить она.
– Наше дело доставить раннепробужденного в храм. А уж опасен он или нет, решать старшинам.
Ей дали имя. Раннепробужденная.
Ночуя на постоялых дворах, монахи оставляли карету у входа, и пленница с грустью взирала на жизнь за пределами своей крохотной тюрьмы. Чтобы размяться, ей приходилось прыгать, и тогда карета на рессорах прыгала вместе с ней.
На третью ночь их небольшой отряд остановился в крупном селении. «Это Дубы», – объявили арестантке, когда та спросила, как называется деревня. Сердце Джастины заколотилось как сумасшедшее.
– Мальчик, эй, мальчик! – стоило монахам скрыться в трактире, как Джас окликнула мальца, околачивающегося вокруг кареты. – Пожалуйста, позови вашего кузнеца. Мне очень нужно с ним увидеться. Дам серебрушку.
Джастин показала монетку. Загоревшиеся глаза мальчонки обнадежили, что ее просьба будет выполнена. Через некоторое время он вернулся, но совсем не с кузнецом.
– Что хочешь, ведьма? – спросил бородатый мужик. – Я здешний староста.
– Дам золотой, если позовете кузнеца, – Джас поняла, что нужно поднимать ставки. – У меня для него весточка от родных.
– Два золотых, – начал торг мужик. – И кидай на землю. Знаю я вас, ведьм, или обманете, или порчу наведете.
Джастина вздохнула, вытащила из кошеля, что дал отец, два золотых и швырнула через прутья решетки. Мужик их сразу не взял, полил сначала из какой–то бутылочки, но не увидев ни черного дыма, ни изменения цвета монет, подцепил загрубелыми пальцами. Сунув в карман, с ухмылкой похлопал по нему.
– Так что ты хотела передать нашему кузнецу? – улыбка его сделалась масляной.
– Весточку от родителей.
– Врешь ты все, ведьма. Его матушка сейчас у него гостит. А моя дочь велела тебе передать, чтобы ты, ведьма, на ее мужа не зарилась. Знаем мы, кого и куда в белой карете везут. Слухами земля Долин полнится. Сестроубийца.
Сплюнул и ушел.
Джас так и замерла с открытым ртом. Выросшая на границе, где все знали ее, как дочь лорда Варандак, она встречала только доброжелательных и отзывчивых людей. А как на самом деле они относятся к ней, никогда не задумывалась, принимая их радушие за чистую монету.