— Конечно, виноват, как обычно, я.

— Майка боится, что ты ее бросишь, если не родит. Это мне Марина на днях сказала. По большому секрету, — сообщает Олег. — Женился, мол, из-за ребенка, а ребенка нет.

Ох уж эти бабские сплетни. Америку, блин, открыл. Майя этой темой весь мой мозг съела. Я никогда не делал тайны из того, что женился на ней по залету. Причем сам процесс залета из памяти чудесным образом испарился.

Вообще, тупо все вышло. Когда она приперлась ко мне в Питер со «счастливой» новостью о своей беременности, я с горяча послал ее в долгое пешее путешествие, но Майя оказалась девушкой настырной, в чем я еще до «сюрприза» успел убедиться. Скрепя сердце, согласился на тест ДНК на ранних сроках, а после отпираться было бессмысленно. Поступил, как взрослый ответственный мужик. Раз ребенок мой, надо жениться. Расписались быстро и тихо, а через неделю у Майи открылось кровотечение. Беременность сохранить не удалось, а брак держится до сих пор. Такие вот дела.

— Ребенок, в ее представлении, является решением всех существующих проблем, — раздраженно отзываюсь я. — А мне ситуация видится совсем иначе.

— Саш, я тоже понимаю, чего она добивается. Не дурак. Баба она хваткая, держаться будет за тебя до последнего, — почесав подбородок, Богданов устремляет на меня сочувствующий взгляд. — Мда, не позавидуешь тебе, дружище.

— Не то слово, — взглянув на часы, я встаю из-за стола. — Ладно, надо идти.

— Привет передавать, наверное, не стоит, — печально замечает друг. — А Майке и правда лучше пока про Олесю не говорить. Иначе еще сильнее себя накрутит. Таким макаром и до маниакальной депрессии недалеко, а разгребать тебе.

— Утешил, друг, — мрачно ухмыляюсь я и уверенно выхожу в коридор.

Уверенность покидает меня буквально через пару минут. Замедлив шаг, я пытаюсь растянуть оставшееся расстояние, чтобы дать себе время собраться с мыслями, и вроде как получается. Вроде…, а на деле я долго стою перед дверью палаты Веснушки, не решаясь войти. В руках медкарта с подтвержденным диагнозом, в кармане чертов мандарин, который я зачем-то туда положил, хотя знаю, что цитрусовые Олесе категорически запрещены. Сейчас этот фрукт ассоциируется у меня с солнцем, источником жизни и надежды на то, что мне удастся ее вытащить из цепких раковых клещей.

Я захожу бесшумно, осторожно прикрыв за собой дверь, и медленно, все еще страшась неминуемого разговора, направляюсь к кровати, где опутанная капельницами неподвижно лежит бледная тень от Веснушки. Ее глаза плотно закрыты. Мне кажется, что она спит, но уже в следующую секунду я понимаю, что ошибся.

— Привет, Страйк, — узнав меня по шагам, тихо бормочет Олеся.

— Привет, Веснушка, — опустившись на стул, я беру ее белую холодную ладонь. — Знаешь, я, кажется, созрел на прыжок с парашютом.

— Без страховки? — уголки сухих губ дергаются, но у нее не хватает сил на полноценную улыбку и даже на то, чтобы открыть глаза.

— Без страховки не решусь, — поглаживая ледяные пальцы, отвечаю я. — Только с парашютом и самым лучшим инструктором. Согласна?

— Решил меня угробить, Страйк? — она с трудом разлепляет веки, а я снова падаю в изумрудно-янтарный омут.

— Вообще-то я здесь с противоположной целью. Поможешь мне?

— Даже не надейся так легко от меня отделаться, — ее глаза совсем не изменились, как и сила духа, заключенная в съедаемом болезнью теле. — Ты принес мандарин, — втянув носом воздух, Веснушка все-таки умудряется улыбнуться.

У меня все внутри обрывается, к горлу подкатывает ком. Ну как так, бл*ь? Как так? Ярость течет по венам, сердце бешено бахает в груди, челюсть непроизвольно сжимается, но внешне я само спокойствие и уверенность. Выдержка, закаленная опытом, не подвела.