— Ты как будто специально меня провоцируешь, Олесь, — напираю я. — Сначала с Яной, теперь с Майей. Зачем? Объясни идиоту. Чего ты хочешь этим добиться?
— Я не знаю! — выдает она гениальный ответ и неровной походкой плетется к своему чемодану. Опустившись на колени, открывает его и хаотично начинает запихивать туда вывалившиеся шмотки. — Можешь выдохнуть, я больше тебя бесить и раздражать не буду.
— Это какая-то проверка на вшивость? — игнорируя ее заявление об уходе, подхожу ближе. — Или у тебя какие-то комплексы из-за разницы в возрасте? Ты сама-то себя понимаешь?
— Нет, — тихо отвечает она и, задрав голову, отрешенно смотрит мне в лицо. — Если ты думаешь, что у одного тебя мозг кипит и нервы сдают, то глубоко ошибаешься. Я хотела бы быть такой, как ты хочешь, но не получается у меня и никогда не получится.
— А я от тебя чего-то требую? — откровенно офигеваю от услышанного. Она выразительно молчит, удерживая зрительный контакт. — Ладно, иногда бывает, но мне нужна определённая ясность, а ты все время, как страус. Чуть что — сразу в домике. С переездом в Питер вопрос отложили, хотя ты могла бы честно сказать: Знаешь, Саш, я не готова к такому серьезному шагу. Я не дебил, пойму, но ты же голову в песок и врешь постоянно. А что за херня с твоими родителями? У них ко мне какие-то личные претензии?
— Нет у них никаких претензий, — мотает она головой, измученно плюхнувшись на задницу. — Просто с тобой все по-другому, Саш. Я не могу тебе этого объяснить. Извини, но не могу. Не проси, пожалуйста, — закрыв лицо руками, Олеся делает судорожный вдох. — Ты абсолютно прав, я не готова.
— Тогда собирай манатки и вали отсюда, — взбешенно рявкаю я.
Вздрогнув, она снова хватается за свой чемодан, хаотично дергая молнию, которая упорно не поддается. Всхлипнув от досады, Веснушка бьет по крышке кулаком и пытается волочь чемодан к двери прямо так — наполовину расстёгнутый. В две секунды оказавшись рядом, я заканчиваю ее мучения, вырвав розовое недоразумение из рук.
— Неаккуратно сложила. Сначала начни, — вывалив содержимое бесформенной цветастой кучей на пол, бросаю выпотрошенный чемодан рядом.
— Ты охренел, Кравцов? — вскинув голову, она смотрит на меня разъяренной фурией, резко сменив роль несчастной дурочки.
Актриса, блин, из погорелого театра. Все-таки зря я не учитывал специфику ее деятельности в рамках благотворительной программы. Очень зря. Мечта дальнобойщика, клоунесса, чужая невеста, испуганная лань, заведенная фурия. Боюсь представить, что дальше она мне завтра сыграет.
— Не больше, чем ты, Матвеева, — криво ухмыляюсь я. — Что уставилась? Не нравлюсь?
— А кто сказал, что ты мне когда-то нравился? — парирует она, задирая свой сопливый нос. — Придурок бешеный, — нагло бросает мне в лицо, подходя вплотную.
Приподнимается на носочки, безуспешно пытаясь выровнять позиции. Дышит тяжело, часто, глаза горят, зрачки огромные, как два полыхающих портала в ад. Кого-то заводят жестокие игры? Так я не против. Умею, знаю, практикую и всегда готов поделиться полезным опытом. Даже вслух просить не нужно. Все понимаю без слов.
— Сама дура, — низко рычу в ответ, подхватывая ее за задницу и усаживая на себя.
Обхватив меня ногами, Олеся сгребает свитер на моих плечах и исступлённо целует, до боли кусая губы. Кровь решила мне пустить? Никак вампиршу включила. Ну все, напросилась стерва. Теперь держись и не жалуйся. Сюжет «от рассвета до заката» запущен. Ван Хельсинг в деле, деревянный кол на прицеле. Коленки сотрет от усердия и не только их. Вариантов масса, использую все.