Теперь я по-другому рассматриваю её фотографию – с любопытством. Не без злорадства отмечаю, что ни наркотиками, ни алкоголем, ни другими вредными привычками тут даже не пахнет, а девушка притягивает к себе внимание своим открытым чистым взглядом и задорными смешинками в глубине глаз. Её зовут Олеся Салтыкова, она наша с Кирой одногодка, и действительно жила в Ростове-на-Дону; мастер спорта по лёгкой атлетике (в завязке после травмы), вечный волонтёр и, судя по фотке, у неё идеальный шпагат – вот то немногое, что мне удалось о ней узнать, пока пролистывала её профиль.

Да, девочки с нашего курса точно на стенку полезут.

Чуть позже вечером, когда я сбегаю с ночёвкой к Кире, мы весело проводим время, представляя «дружеский» приём девушек, и Скорина почему-то заранее уверена, что Олеся должна стать нашим третьим мушкетёром – если не пройдёт отбор у Лебедевой, конечно. Поджимаю губы, не уверенная, что способна представить в качестве своей подруги кого-то ещё кроме Киры, но девушка уверяет меня, что новые друзья – это здорово, и я решаю пока не заглядывать так далеко в будущее.

Мы перемещаемся на кухню; Кира, в отличие от меня, уже три года как вырвалась из-под присмотра родителей. Как-то так вышло, что её желание жить отдельно совпало с представлениями её родителей о взрослении: раз исполнилось восемнадцать – значит, пора самостоятельно заботиться о своей шкурке. Отремонтировали «однушку» умершей бабушки в спальном районе и скоренько переселили дочь любимую; зарабатывали её старики неплохо, так что уже через два года после переезда подарили ей ещё и машину. А Кира не жаловалась: никакого тебе контроля, никаких запретов – живи в своё удовольствие да взрослей дальше.

Одна беда была – вечно пустой холодильник.

Скорина частенько забывала продуктами затариться, и естественно, самый пик её забывчивости приходился на те дни, когда она меня к себе с ночёвкой тащила.

Вот как сейчас, например.

– Горчица? – вскидываю брови, окидывая взглядом содержимое холодильника. – И всё? Серьёзно?

Снова? Снова?!

– Можно заказать пиццу, – задумчиво прикидывает подруга, стараясь при этом не расхохотаться. – Ну, или роллы.

– А как насчёт парочки килограмм памяти? И начать уже не забывать покупать нормальную еду? – недовольно бурчу в ответ.

– Знаешь, что? – словно не слыша меня, вскидывается Кира; её лицо так лихорадочно сияет, что я попой чувствую надвигающиеся проблемы. – А давай ты ко мне переедешь?

От неожиданности аж воздухом давлюсь, который встаёт комком где-то в пищеводе.

– Чего? – каркаю в ответ. – Это ещё зачем? И так живём же рядом!

– Да, и большую часть времени ты всё равно проводишь в моей квартире... Ты только представь: никаких тебе вещей по линейке и мужиков по вечерам – хотя последнее-то как раз не проблема, – заговорщически подмигивает, а я отчего-то краснею. – И можно делать всё, что угодно – главное, не забывать вовремя за квартиру платить...

– Я не собираюсь слезать с шеи тётки, чтобы сесть на твою.

Вообще-то, мне на любой шее сидеть было неловко; я, конечно, старалась покупать продукты на свою стипендию, но Таня уверяла меня, что всё это ерунда, и я ей не в тягость. Не знаю, как им обеим объяснить, что мне в мои почти двадцать один хочется быть независимой...

– А если я подработку найду? – задумчиво хмурюсь. – Можно же найти что-то, что получится совмещать с учёбой? Сейчас многие так делают.

Скепсис на лице Скориной было ни с чем не спутать.

– Вот скажи мне – зачем тебе это надо? Слишком спокойно живётся?

Я не могла винить Киру в непонимании. Она всю жизнь жила за счёт родителей и даже сейчас не стеснялась принимать от них деньги каждый месяц – просто потому, что была убеждена, что в этом нет ничего зазорного. Я же наоборот считала себя взрослым человеком, который самостоятельно должен себя обеспечивать – именно поэтому мы никогда не могли прийти к общему знаменателю в вопросах финансирования.