Но об этом я тоже подумаю позже. Как и о том, почему амулет обостряет Силу, как так вышло, что теперь я чувствую в служанке совсем другую девушку, что-то в моей черноволосой спутнице изменилось. Да так, что и не признать в ней прежнюю Мектильду, как ни старайся.

— Вы готовы, фронньер? — строго спросил мужчина, одетый стражником.

Позади него теснились ещё двое, было забавно видеть, как крепкие мужчины, выше меня на голову, стараются укрыться за спиной начальника, а их пальцы, сжимающие рукоятки коротких мечей за поясом, стиснуты до неестественной бледности.

Я бы могла проникнуть в души каждого из них, понять, есть у них другая сущность, как у скальдов, но не хотела тревожить Силу. Она уже недавно показала, что не всегда будет подчиняться моей воле.

— Готова. Куда меня поведут?

На этот вопрос главный стражник прищурил светлые глаза и только махнул рукой, призывая следовать за ним по доброй воле.

Я не собиралась сопротивляться. Крепла уверенность, что я иду навстречу своей судьбе, как и тогда, когда мы, четыре изгнанницы, сидели в каюте корабля, бросаемого ветром по волнам Свирепого моря.

Я оглянулась на пороге. Мектильда, устремившаяся было следом, вдруг остановилась и посмотрела поверх моей головы.

— Ей велено остаться, — произнёс мелодичный девичий голос. Это была одна из доверенных служанок Славной Лив, носившая зелёные цвета своей госпожи.

Я не стала унижаться и спрашивать, почему так. Понятно, что скальда хотела наказать только меня.

Молча спустилась по лестнице, ведущей в подвал, и когда за спиной закрылась дубовая дверь, и я услышала шум опускающегося бревна, служащего запором, ничуть не испугалась темноты, ждавшей у подножия лестницы.

Пахло плесенью и сыром, немного тёмным хлебом. Когда-то я бы не притронулась к такой простой еде, но теперь от одного запаха голова закружилась, и рот наполнился вязкой слюной.

Меня привезли к Славной Лив, но не дали перекусить ни кусочка, не считая киселя из морозных ягод. Утром я сама отдала свой завтрак Эрине и Виктории.

Голод притупляет чувство опасности, поэтому я смело спускалась по лестнице, чувствуя, что в подвале никого нет. Это не была темница, и хоть в тишине попискивали мыши, но мне не придётся спать на грязной соломе. Стоило сойти с последней ступени, как амулет на груди засиял неярким, ровным светом, показав, где я нахожусь.

Значит, я угадала: моей тюрьмой оказался подвал, в котором хранилось съестное. Я отщипнула холодного хлеба, отрезала коротким ножиком, привязанным к сырной головке, и закусила молодым солёным кусочком, отпила из кувшина медового напитка, и почувствовала, что не в силах сделать ни шагу. Не беда, осмотрю подвал позже.

Я давно научилась доверять чутью. Если оно говорило, что сейчас надо сесть на тюк с зерном, стоявшем у стены, и закрыть глаза, то так я и сделаю. Неудобства перетерплю, а там что-то да случится. Такая Сила, какая живёт во мне, не даст сосуду, в который заключена, пропасть.

Я сразу провалилась в сон. Он был таким ярким, что я не могла сказать: то ли сплю, то ли проснулась.

Леди-мать стояла на балконе. Я видела её тонкую спину, изящные руки, красивые белоснежные волосы, спускающиеся до колен.

Моя королева была невероятно красива и сильна. Никто не мог сломить её. Она всегда была для меня идеалом женщины, сумевшей править целым королевством.

Гердарика добилась регентства при малолетнем сыне, моём брате. Казалось, ничто не могло её огорчить. Ни одна печать не должна была коснуться красивых черт лица, не тронутых даже беспощадным временем.