Возможно, я была резка, но это от страха. Я вдруг осознала, что Сила во мне никуда не делась, напротив, стала даже больше, но я пока не умела брать её под контроль достаточно быстро, чтобы не навредить кому-либо.

С одной стороны, это радовало, с другой, вызывало тревогу. Что если я сделаю то, что не смогу поправить?

Да я и сейчас не была уверена, что рана Ионы когда-нибудь излечится.

— Посмотрите, госпожа, я знаю, вы запретили мне говорить, но ваша брошь светится. Давайте я заберу её и выброшу, кто знает, не она ли несёт нечастья.

Я обернулась и проследила за её рукой. Брошь — точная копия тех, что носили невеста с женихом, упала под лавку, но и впрямь сияла, будто солнце.

— Погоди, не бери! — остановила я Мектильду. — Здесь может таится проклятие.

Это было бы объяснимо. Как ещё наказать меня так, чтобы не вызвать гнев своего короля Конунга Кая. А так Славная Лив скажет, что это Боги покарали фронну.

— Госпожа, я возьму, — в тоне Мектильды я впервые услышала твёрдые нотки. Взглянула на неё, и бывшая служанка выдержала мой взгляд. Не опустила глаза, значит. Похоже, я виновата.

— Да, прости. Я забыла, что мы теперь ровня, — улыбнулась я, но слова прозвучали с иронией.

Мектильда и здесь оказалась благоразумна, сделала вид, что не заметила её. Но и не принялась разуверять.

— Здесь всё сделано из дерева. Я бы услышала шёпот мирового древа Играсил. Но эта вещь опасна.

Мектильда присела на корточки и аккуратно, двумя пальцами, подняла брошь. Она не перестала светить, хотя теперь по яркости не уступала лишь масляной лампе, из экономии прикрученной наполовину.

— Так здесь всё сделано из этого мирового древа?

Я понимала, что проявляю непослушание. Боги этого места, если Они услышат подобные речи, накажут. Но я устала бояться.

— Нет, Рогенда, — распрямилась черноволосая дева, в которой всё меньше оставалось от прежней забитой служанки. Она менялась на моих глазах. — Но часть Играсил заключена в каждом дереве. Живом или мёртвом.

— И о чём говорят эти брёвна?

Я прислонила ладонь к стене, напротив той, у которой Мектильда подняла брошь. Сила моя молчала. Ничего. Тёплое, сухое дерево.

— Они шепчутся, что другим надо вас бояться.

— Из-за моей Силы? Верни брошь, это моё.

—Хорошо, госпожа, — покачала головой «говорящая с деревьями».

Она медленно приблизилась и приколола брошь к моей груди.

Я не сопротивлялась, лишь убрала руку от стены, сосредоточившись на своих ощущениях. Брошь стала чуть ярче, от неё исходило тепло, как от тлеющего уголька: не обожжёшься, но чуть согреешь озябшие пальцы.

— Только дерево говорит, что не только вас надо бояться.

— А кого ещё? Хозяйку?

Мектильда отошла на шаг, как бы любуясь своей работой, и покачала головой.

— Иону?

Снова нет.

Моя бывшая служанка только раскрыла губы, чтобы ответить, как дверь, ведущую наружу, содрогнулась под ударами кулака в железной перчатке.

2

— Открой же! — коротко приказала я, переглядываясь с Мектильдой. Черноволосая служанка кинулась исполнять приказ, но у самой двери остановилась и обернулась ко мне:

— Уверена? — спросила она изменившимся голосом и посмотрела в глаза.

Это было впервые, когда та, кто раньше прислуживала мне, обратилась к принцессе, как к равной. Но поразило меня ни это, и даже не то, что за дверью стих шум, а то, как смотрела Мектильда. Словно знала что-то, о чём я не подозреваю.

— Конечно, — кивнула я, отгоняя сомнения прочь. — Отворяй.

Брошь на груди придавала смелости, раньше я чувствовала сродство с амулетом Лив, а теперь у меня был собственный. И никто почему-то не стремился его отобрать.