Засмеялся тихо и зло. И сказал насмешливо:

– С возвращением, детка.

Дверь кабинета с шумом открылась. Незадачливый заведующий выбрал не лучшее время, чтобы показаться на глаза. Попав впросак, бедолага замер в нерешительности.

Давид усмехнулся. Поцеловал мою руку, отчего на коже, кажется, останется ожог.

Не отпуская меня, взял ноутбук и потащил по коридору к выходу. Обратно тоже возвращались в молчании. А едва переступив порог особняка, я спрялась в спальне.

Довольно долго я нарезала круги в глухом негодовании. Когда же занятие сие меня окончательно вымотало, я не придумала ничего лучше, чем набрать ванну с пушистой пеной и раствориться в ней на последующие полчаса.

Мне стало легче. Не знаю, помогла ли горячая вода или взяла верх усталость. Но я успокоилась. Завернулась в халат и устроилась в кресле, которое так любил Давид.

В отличие от кухни, в спальне после моего исчезновения ничего не изменилось. Все стояло на местах в идеальном порядке. Как будто он ждал, что я вернусь…

Слезы отчаянья и стыда упали тяжелыми каплями на нежный шелк халата. Но я не заметила их. Устремив невидящий взгляд в цветущий сад, я пала под тяжестью воспоминаний.

Почти два месяца назад он прислал за мной в Швейцарию. Именно там, в элитной клинике высоко в горах, я и была заперта.

Томясь в роскошной палате под бдительным оком вышколенного персонала, я считала дни своего заточения. В отличие от осужденных за свои деяния преступников, я не знала, как долго продлится мое заключение. И приговор мне озвучен не был. Ведь все делалось для моего «блага». Точнее того, что мой муж считал благом для меня.

Но случилось несчастье, и Давид решил забрать меня в Петербург. По дороге домой я мучилась неизвестностью. Однако ни одна из самых страшных моих теорий не сравнялась с реальностью.

Заболел отец. С тех пор, как не стало мамы, сердце часто его тревожило. Не избежал он и операции. Но в этот раз врачи признали свое бессилие. Давид вызвал меня, чтобы попрощаться.

Он сказал мне об этом по пути из аэропорта, где встретил меня, в дом родителей. И я послала его к черту, не веря ни единому слову. Но стоило войти в спальню отца, как поняла, что муж был прав.

Отец скончался в ту же ночь. Он говорил, что ждал меня. И это была правда. Он не хотел уйти, не повидав меня напоследок.

После похорон я осталась в Петербурге. Должно быть, Давид не решил, что делать со мной дальше. Мне же все стало безразлично. Будто спящая красавица, уколовшаяся об острую иглу веретена, я погрузилась в странный сон, не отличая реальность от сновидений. Не замечая, как сменяют друг друга дни.

Давид же продолжал заниматься своими делами. И бизнес вынудил его отправиться в Москву. Он планировал вернуться одним днем, но переговоры затягивались. Оставлять же меня одну он боялся.

Несмотря на возражения, заставил приехать к нему. Сильный туман парализовал работу Пулково, но и здесь мой муж-упрямец нашел выход. Билет на последний экспресс решил проблему.

Но в столицу поезд так и не прибыл. По пути произошла страшная авария. Я не должна была выжить. У меня не было шансов. Но Судьба распорядилась иначе.

Но все же для Давида я предпочла умереть. Каким бы ужасным и жестоким не было мое решение, я считала его правильным. У меня была на то причина. И так бы все и оставалось, если бы не случился пожар в школе и не проезжали мимо журналисты.

Теперь же я вновь оказалась запертой в золотой клетке, ключик от которой муж держал накрепко.

Утро следующего дня не принесло ничего хорошего. Я долго не выходила из своей комнаты в надежде, что муж отправится по делам и нам не придется видеться. Небольшая передышка мне бы не помешала. В мыслях творился страшный кавардак, а в его присутствии все становилось еще хуже. Я совершенно терялась, а временами и вовсе была не способна думать. Но Давид никуда не спешил, и напрасно я прислушивалась в желании услышать шум отъезжающей машины.