Впрочем, вина майора Сиверса была не так уж велика: он получил на руки лишь официальные сведения, а запойный сторож кооператива никаких вразумительных показаний не дал. Он вообще утверждал, что в «Селене» бывают две-три персоны от силы. Да и постоянно пьющему человеку все люди кажутся на одно лицо – лицо с водочной этикетки «Столбовая».

– По документам дом принадлежит вам, – выдоил из себя Бычье Сердце после затянувшейся театральной паузы.

– После смерти мужа – мне. Я столько раз просила Вадима их переоформить… Он только отмахивался – терпеть не мог бумажной волокиты… Так ничего и не сделал. А я и была там всего несколько раз. В последний перевезла его вещи. Мебель кое-какую. Так, по мелочи… Он настоящий спартанец, обходился малым.

Так вот чем объяснялась гулкая пустота двухэтажной надстройки над эллингом! В четырех комнатах оперативники нашли лишь стол, два стула и старенький диван. Вещи бросовые и никому не интересные. А уж тем более Сиверсу с Дейнекой: наверх ни Валевский, ни его убийца не поднимались. Зато там побывал неугомонный Василий Васильевич Печенкин. Но вытащить стол и диван, по-видимому, не решился. А возможность (если учесть, что эллинг стоял открытым) была. Была возможность!

– Ключи от дома у вас?

– Одна пара у меня.

– А другая? – оживился Бычье Сердце.

– Другая у Сережи Кулахметова. Это друг Вадима, тоже яхтсмен. Он постоянно живет в «Селене», в соседнем блоке.

Бычье Сердце живо припомнил центральную часть дома, поделенного на три секции. Только одна – центральная – выглядела относительно жилой. Фамилию Кулахметов Сиверс тоже встречал – в домовой книге «Селены».

– Судя по всему, вы поддерживаете с ним отношения?

– Он был близким другом Вадима, – отрезала Калиствиния Антоновна. – Так что отношения мы поддерживаем. Естественно, когда Сережа бывает в Питере.

– Бывает в Питере?

– Он спортсмен, мастер спорта международного класса. Часто ездит на соревнования. Он и сейчас за границей. В Марселе, на гонках. Уехал десять дней назад. – Поразительная осведомленность! – Сережа звонил мне перед отъездом. Он меня не забывает, – с плохо скрытой гордостью произнесла Антропшина.

Плохо скрытой и вполне понятной гордостью: видишь, ментяра Сиверс, какие у моего сына настоящие друзья! Видишь, ментяра Сиверс, каким настоящим был мой сын! Его нет, а свет, идущий от него, остался.

– Я вот еще что хотел спросить, Калиствиния Антоновна. – Бычье Сердце оценил значительность момента и почтительно нагнул голову. – Яхта в эллинге…

– Это яхта моего сына. Он сам ее построил. Я не хотела ее продавать, хотя Сережа и говорил мне… Может быть, и стоило продать ее до того, как… – Антропшина осеклась.

«До того, как детище сына было осквернено случайным убийством случайного хореографа. Как будто другого места не нашлось», – мысленно закончил Бычье Сердце.

– А что за странное название – «Такарабунэ»? – На то, чтобы выучить этот бессмысленный набор звуков и произносить его без запинки, Бычье Сердце ухлопал два с половиной часа. И теперь имел полное право поинтересоваться.

– Такарабунэ в переводе с японского – «корабль сокровищ». Его команда состоит из ситификудзин… – Калиствиния Антоновна с сомнением посмотрела на низкий, как у питекантропа, лоб Сиверса. – А впрочем, не буду утомлять вас подробностями…

– Отчего же. Мне интересно, – промямлил Бычье Сердце с обидой в голосе.

Но Антропшина была непреклонна.

– Не думаю, что это относится к делу, которое вы расследуете. Вадим увлекался Японией, это у него от деда. Моего отца. Он был очень известным востоковедом, крупнейшим специалистом по истории Японии и Китая. Двадцать лет прожил в Харбине, работал в нашем торгпредстве в Токио…