– Н-нет, – отрицает тот, но делает это потрясающе неуверенно.

Чем, разумеется, оказывает мне услугу.

– Осколки очков по-прежнему валяются на дороге неподалеку от школы, – с плохо скрываемым злорадством дожимаю я.

– Да ты… – он оборачивается ко мне. Его голос дрожит от гнева. – Закрой свой поганый рот, ведьма!

– Радкевич! – математичка в шоке от его манер. – Что ты себе позволяешь?! Совсем границ не чувствуешь?!

– Полина Афанасьевна, я…

– Сегодня же доложу о твоей выходке классному руководителю и директору! Надеюсь, ты получишь наказание, соразмерное твоему низкому поступку!

– Но…

– И никаких возражений, – обрывает она, не дав ему и слова вставить. – А ты, Касатина, пересядь за первую парту. Недопустимо пропускать такую важную тему из-за отсутствия очков.

– Но… Там ведь все занято, – растерянно отзываюсь я.

– Ах, это… – математичка вновь оглядывает класс. – Алехин, ты не против поменяться с Касатиной местами? У тебя вроде бы со зрением все в порядке.

У меня замирает пульс. И каждая жилка в теле натягивается тетивой.

– Без проблем, – соглашается тот, собирая вещи в рюкзак.

Мое сердце все еще не бьется, а мышцы, скованные отчаянием, цепенеют. Если мы с Алехиным поменяемся местами, то моим соседом по парте станет никто иной, как Родион Гофман.

Нет… Только не это!

– Поспеши, Касатина, – торопит математичка. – Мы и так потеряли несколько драгоценных минут урока!

Я отмираю. С усилием сглатываю загустевшую слюну и слегка подрагивающими ладонями принимаюсь сгружать в пенал ручку, карандаш и транспортир. Алехин, оказавшийся более расторопным, уже стоит подле моей парты, дожидаясь, когда я освобожу ему место. Но мои движения, как назло, получаются плохо скоординированными и заторможенными.

Наконец мне удается запихнуть вещи в рюкзак, и я поднимаюсь на ноги. Каждый шаг по пути к парте Гофмана отдается в теле ледяной судорогой. В области солнечного сплетения разбухает огромный саднящий ком.

Еще совсем недавно я думала, что моя жизнь попросту не может быть хуже. Но, боже, как же я ошибалась!

Признаться откровенно, Родион Гофман страшит меня гораздо больше его горластых одноклассников.

Во-первых, у него есть наиболее веские причины ненавидеть мою семью.

Во-вторых, он единственный, кто до сих пор не проявил ко мне открытой неприязни. И это чертовски подозрительно!

Ну и, в-третьих, он выглядит как гребаный князь тьмы! Лицо вечно непроницаемо, губы плотно сомкнуты, и только во взгляде клубятся мрачные зловещие тени…

Держа спину неестественно прямо, я медленно опускаюсь на стул. Боковое зрение транслирует, что Гофман слегка повернул голову.

Неприязненный взгляд скальпелем проходится по моей щеке.

Дыхание обрывается, распадаясь на поверхностные вдохи.

К лицу приливает удушливый жар.

– Это только на время, – сдавленно выталкиваю из себя. – До тех пор, пока не куплю новые очки…

– Не обольщайся, Касатина, – его шепот невозмутимый, ровный, и… в нем отчетливо похрустывают кусочки льда. – Все закончится гораздо раньше.

Закончится?.. Что он имеет в виду?

Не выдержав напряжения, скашиваю глаза влево, и меня тотчас обдает жгучим арктическим холодом. Несколько мучительно долгих секунд Родион задумчиво изучает мое лицо. Затем отворачивается.

А у меня в груди ядовитыми щупальцами разрастается дурное предчувствие.

7. Глава 6. Угроза.

Эмма

– Боже, как же от тебя воняет, – морщит нос местная «королева», когда я захожу в раздевалку.

– Это не от меня, – хмыкаю я, заталкивая рюкзак в металлический ящик. – Это твои духи, идиотка.

«Королева» лишь демонстративно закатывает глаза.