– Ты охренел?! – ору я.

– Это твой выбор, Касатина, – глумится он. – Не мой.

Я предпринимаю попытку встать, опершись на руки, но грубый удар чьей-то подошвы в локтевой сустав заставляет меня глухо охнуть и завалиться на спину, погрузив в грязную жижу рюкзак и волосы.

Назар тем временем стаскивает с меня вторую кроссовку и, связав ее шнурками с первой, закидывает пару себе на плечо.

– Как думаешь, Ами, – с пугающим задором интересуется Назар, через плечо обращаясь к стоящей за его спиной Мироновой, – эта стерва заслуживает пощады?

– Я думаю, нет, – елейным голоском отзывается «королева». – По-моему, она еще не сделала нужных выводов.

– Абсолютно согласен, – кивает Радкевич. – Так что будем делать? Закинем ее кроссы вон в ту мусорку? Запашок оттуда знатный.

Господи, только не это…

– Из мусорки она их без проблем достанет, – фыркает Амалия. – Давай лучше спрячем их где-нибудь. Пусть помучается, поищет.

Я снова с трудом принимаю сидячее положение и сдвигаю брови к переносице, воззрившись на своих обидчиков. Ненавижу каждого из них. До глубины души ненавижу!

– А давайте лучше на провода их закинем, – предлагает кто-то за моей спиной. – До туда она точно не дотянется.

Одноклассники почти синхронно задирают головы кверху, и я, чуть помедлив, следую их примеру. В нескольких метрах над нами пролегают черные путы электрических кабелей, натянутых между столбами.

Твою мать… Они совсем ошалели?

– Только попробуйте! – в отчаянии выкрикиваю я. – Я сдам каждого их вас! Вам точно не поздоровится!

– А мы что? Мы ничего, – Назар строит притворно невинную гримасу. – Нас вообще здесь не было! Мы в кино в это время ходили. У нас и билеты есть. И Гришкин брат, который там контролером работает, нас видел. Кажется, это алиби называется. Я прав, ребят?

В ответ ему доносится рьяное поддакивание.

Вот же уроды…

– Так что мы понятия не имеем, что тут с тобой случилось и кто твои кроссы наверх забросил, – с гаденькой улыбочкой завершает мысль.

– Тебе это с рук не сойдет, – зловеще цежу я.

– А ты рискни, настучи еще раз, – скалится мерзавец. – Тогда мы не только твою обувь, но и тебя на провода подвесим.

С этими словами он пробует закинуть наверх мои кроссовки, но получается у него это далеко не с перового раза. Зато, когда получается, его прихлебатели фонтанируют поистине щенячьим восторгом.

Шестерки долбаные…

Сделав свое грязное дело, компания моих мучителей, весело посмеиваясь и переговариваясь, направляется прочь. А я вдруг осознаю, что по-прежнему сижу в мутно-серой луже и громко стучу зубами.

Блин, как же холодно! Я промокла насквозь! Влагой пропитана не только моя куртка, юбка и колготки, но даже трусы…

Стараясь беречь ушибленный локоть, я с противным хлюпающим звуком выбираюсь из лужи и опускаю взгляд на свои ступни, обтянутые мокрым прозрачным капроном.

Ну замечательно, блин! Простуда мне точно обеспечена!

Выругавшись себе под нос, я лезу в рюкзак, который тоже прилично отсырел, и достаю из него пакет со сменкой. В качестве второй обуви у меня тканевые балетки. Наверняка они полностью промокнут через пару минут ходьбы, но это все же лучше, чем ничего. Так хотя бы не пораню ступни об какой-нибудь мусор на дороге.

Откидываю со лба влажные прилипшие пряди и, стиснув зубы, продолжаю прерванный путь. Словно в издевку, дождь, который до этого лишь дробно моросил, превращается в ливень, а ветер усиливается, так и норовя задрать подол моей сырой грязной юбки.

С каждым новым шагом холодная вода все больше пропитывает тонкие балетки, и пальцы на ногах становятся ледышками. Я дрожу всем телом, изнемогая от пронизывающего до костей холода, но все же изо всех сил стараюсь не терять присутствия духа.