Поразительно, но Гофман так же хорош в волейболе, как и во всем остальном. Его подачи сильны и точны, а перемещения по полю максимально эффективны. А еще ему чертовски идет эта темно-синяя футболка-поло. Она красиво оттеняет его холодные аквамариновые глаза…

– Касатина, меняемся! – рявкает Захар Артюхов, самопровозглашенный лидер нашей команды.

И я вяло перемещаюсь по часовой стрелке.

В это время Родион, играющий в другой команде, занимает позицию атакующего. Он отходит за линию, выставляет левую ногу вперед, подбрасывает мяч в воздух и, размахнувшись, наносит прицельный удар.

Я наблюдаю за движением мяча будто бы в замедленной съемке.

Вот он, подобно ракете, взмывает в воздух.

Вот проносится над сеткой. Вот стрелой летит в мою сторону и…

БА-БАХ!

Я не успеваю подготовиться, среагировать или хотя бы попытаться принять подачу. Мяч приземляется аккурат мне в лицо и сбивает с ног. Боль – жгучая, пронзительная, яркая, словно вспышка – прошивает насквозь, и, взвыв, я накрываю лицо ладонями.

Пальцы тотчас нащупывают что-то горячее и липкое, а на языке появляется характерный металлический привкус.

Кровь. Много крови!

Она просачивается сквозь руки, капает на пол и на футболку…

8. Глава 7. Зачем ты мне помогаешь?

Эмма

– Расступись! – раскатистый голос физрука сотрясает пространство.

Он пробивается сквозь толпу сгрудившихся одноклассников и нависает надо мной:

– Сколько пальцев ты видишь?

– Т-три, – чуть запнувшись, отвечаю неуверенно.

– Ладно, – кивает он. – Встать можешь?

– Да… Наверное…

Голова кружится, перед глазами бликуют красноватые круги, но, в целом, я, кажется, жива. Только вот бордовая жидкость хлещет из носа, не останавливаясь…

Физрук протягивает мне смуглую жилистую руку и, обхватив ее, я медленно поднимаюсь на ноги. Меня все еще ведет то в одну, то в другую сторону, а ноги кажутся непривычно ватными.

– Гофман! – гаркает физрук, озираясь по сторонам.

– Я здесь, – спокойный голос, полный рокочущих ноток и тщательно сдерживаемой злости, раздается совсем рядом.

– Проводи пострадавшую в медпункт! – командует учитель, переводя на него взгляд. – И чтобы без всяких… Девочке нехило досталось.

Я почти уверена, что он сейчас откажет. Возмутится, скажет, что в случившемся нет его вины, и пошлет меня куда подальше. Но вместо этого Гофман лишь коротко наклоняет голову в знак согласия, и его пронзительные голубые глаза фокусируются на мне:

– Пойдем. Тебе нужно остановить кровотечение.

Это звучит так… странно. Так противоестественно и неожиданно, что на миг я совершенно теряюсь. Впадаю в ступор и, забыв о пульсирующей боли, вылупляюсь на него.

Родион тем временем трогается с места, но, заметив, что я не иду следом, притормаживает и нетерпеливо добавляет:

– Поторопись. Иначе зальешь кровью весь пол.

Отмираю.

Беру себя в руки и, превозмогая слабость, устремляюсь за ним. Пока мы покидаем спортзал, нас преследуют любопытные взгляды одноклассников и их приглушенные шепотки. Должно быть, они надеются, что, оказавшись вдали от учительских глаз, Гофман меня прикончит. Да я и сама, если честно, всерьез опасаюсь этого…

Мы выходим в коридор и сворачиваем направо. Я держусь чуть позади, на безопасном расстоянии, а мой спутник уверенно уничтожает расстояние быстрыми широкими шагами.

В полной тишине мы поднимаемся на второй этаж и приближаемся к медпункту. Родион коротко стучит в дверь, а затем распахивает ее, заглядывая внутрь.

Я ожидаю, что он поздоровается с сидящей внутри медсестрой, но с его губ не срывается ни слова. Он раскрывает дверь чуть шире и жестом приглашает меня войти.