Вроде бы звучит логично. Но какой он отец? Разве что на бумаге!

– Гордей, давай начистоту. Четыре года назад ты сказал, что ребёнок тебе не нужен, и настаивал на аборте…

– Но ты назло мне его не сделала! – перебивает меня и повышает голос. – Ты решила наплевать на моё мнение, родить и перепоганить мне всю жизнь, хотя знала, как важно было для меня быстро оформить развод!

– О чём тогда сейчас разговор, если рождение Дарины ты воспринимаешь как “перепоганить” жизнь?

– Ксюша, не передёргивай! Ты отлично понимаешь, о чём я говорю. Ты всё провернула так, как тебе было удобно. И я тебе это позволил.

– Не начинай. Ты прекрасно знаешь, что дело было вовсе не в моём желании или удобстве, а в законах, которые защищают, в первую очередь, права младенца. Не я их придумала.

– Мы с тобой сто раз это обсуждали! – он заметно заводится, но быстро берёт себя в руки. – Ладно. В итоге всё получилось по-твоему. И теперь я всего лишь хочу познакомить дочь со своими родителями. В решении суда нет запрета мне общаться с ребёнком. Что плохого, если она проведёт несколько дней с бабушкой и дедушкой?

То есть речь – не об одном дне, а даже о нескольких? Вот наглость! И легкомыслие…

– Гордей, ты о дочери ничего не знаешь. Как ты собираешься её куда-то везти? Чем планируешь кормить, например?

Уже не говоря о горшке, гигиенических процедурах и множестве мелких специфических привычек. Он же никогда не имел дела с детьми и вряд ли знает, как обращаться даже с самой обычной трёхлетней малышкой!

– Слушай, не делай из мухи слона. Моя мама имеет достаточно большой опыт воспитания детей. Куда побольше твоего. Смешно предполагать, что она не справится с ребёнком.

Ах, да! Он собирается отвезти дочь к родителям и скинуть её на мать. Она ему не нужна, это родители требуют, чтобы он привёз им игрушку. Но я почему-то очень сомневаюсь, что там кто-то будет заморачиваться со специальной едой для моей дочери.

– У Дарины – аллергия, ей не всё можно есть, за ней нужно тщательно следить… – пытаюсь очертить круг возможных проблем.

– Ладно, я тебя понял, – резко перебивает. – Поехали с нами. Будешь сама кормить её и следить как цербер. Так подходит?

Я смягчаюсь. У меня больше нет аргументов против этой поездки. Идея провести время с семейкой бывшего мужа и с ним самим мне совсем не нравится. Даже то, что у дочери появятся хотя бы номинальные бабушка и дедушка, больше настораживает, чем радует.

– Только учти. Держи, пожалуйста, рот на замке. Родители не в курсе деталей нашего развода и вообще… Так что помалкивай и всему поддакивай.

Гордей ведёт себя нагло. Отдаёт мне указания, будто имеет на это право. А я не могу решить, как себя вести. Интуитивно чувствую, что нужно послать его с требованиями подальше. Но не могу придумать для этого достаточных аргументов.

* * *

Возвращаюсь с перерыва голодная, нервная и злая. Появление Скроцкого выбивает из равновесия. Меня раздражает, что я вынуждена прогибаться под его хотелки. Но сейчас закон – на его стороне. Он как отец имеет право видеться с дочерью, и у меня нет оснований этому мешать. Единственное – могу настаивать на встречах в моём присутствии, и то только в первое время, пока он ещё не разобрался в особенностях питания и быта Дарины.

Надеюсь, поездкой на ферму его отцовская активность ограничится, а отпуск скоро закончится, и Скроцкий укатит за океан ещё минимум на три-четыре года. Может, и неплохо, что дочь пообщается с ним вживую – так она дольше будет верить в наличие у неё адекватного папы. Если он, конечно, не натворит какой-то ерунды и не дискредитирует себя.