– В том-то и дело. Вы сейчас с Максом на себя весь бизнес взвалите, выведете его из крутого пике, в котором оказалась компания из-за неожиданной смерти владельца накануне презентации нового проекта. А потом тебе скажут: “Спасибо, свободна”, – и помашут ручкой.

Мне не нравится привычка Гордея всё сводить к деньгам. Папа при жизни дал мне достаточно много, чтобы теперь не грызться с родственниками за деньги. Закон один для всех. Сколько мне положено, столько мне дадут. Какой смысл спорить?

– Бизнес на себя взвалил Макс. Я работаю на той же должности главного бухгалтера, что и до папиной смерти. Обязанностей у меня не прибавилось, не волнуйся.

Работа – это ещё один спорный вопрос для нашей семьи. В понимании Гордея, женщина не должна сидеть в офисе от звонка до звонка. Он не говорит напрямую, что место женщины – на кухне, и не может запретить мне работать, но при случае не упускает возможности вставить шпильку по этому поводу.

– Глупая ты, Ксюша, и наивная. Надурят тебя твои родственники – помяни моё слово, – выдаёт категорично. – Там за всё взялся отец Валентины. Я навёл о нём справки. Зверь, а не мужик. За копейку удавится.

– Что я могу сделать? – пожимаю плечами. – Уже как будет. Тем более что стартовый капитал принадлежал Валентине – это было её приданое.

– Вот! Они сто процентов постараются, чтобы тебе ничего не досталось!

Ухожу в комнату переодеваться. Наследство – скользкий вопрос. Это папины деньги. Если бы он решил всё оставить жене или, скажем, Максу, то тут и обсуждать нечего – такова его воля. А без завещания, по идее, должны поделить поровну между всеми наследниками. Дальше идут разные нюансы. Например, что разделу подлежит только папина часть совместно нажитого имущества. Значит, перед этим Валентина должна получить свою половину. Справедливо? Видимо, да. Тем более что когда-то деньги на раскрутку папе дал её отец. Достанется ли мне что-то? Какой смысл сейчас об этом гадать? Драться за эти деньги с семьёй мачехи – заведомо провальная идея.

– Вот увидишь, они вывернут всё так, что это – деньги Валентины, а не нажитые в совместном браке, – муж появляется в дверном проёме. – Поэтому они в суд быстренько побежали, чтобы для справедливого дележа осталась дырка от бублика. Сама знаешь, как это всё решается.

– Гордей…

– А ты продолжай молчать и сопли ей участливо утирать! – в тоне слышатся нотки агрессивности.

Мои ресурсы – на нуле… Я абсолютно вымотана. Это касается и физического, и морального истощения. Слова Гордея задевают меня по другому поводу. Если и впрямь фирму заберёт отец Валентины, то что будет со мной? Уволят, чтобы не мозолила глаза?

Я не боюсь остаться без денег – моих сбережений хватит на безбедную жизнь минимум на несколько лет. Но я привыкла к работе именно в этой компании, мне будет безумно жаль отсюда уходить. Да и где ещё я найду такое место?

Обессиленно опускаюсь на кровать и закрываю лицо руками. Я, как и Валентина, безумно скучаю по папе и остро нуждаюсь в тепле и поддержке. Мне необходимо, чтобы меня обняли и, как маленькую, пожалели. Терпеть нападки от мужа больно…

– Ну что ты, малыш? – Гордей словно читает мои мысли, опускается на корточки, обхватывает меня за плечи и тянет к себе. – Прости, что накричал. Устал сегодня сильно, нервы…

Подаюсь к нему навстречу, прижимаюсь. У всех нас сейчас – непростой период. У Гордея – какой-то тяжёлый пациент, с которым он занимается внеурочно почти каждый вечер. Видимо, ему пообещали хорошие деньги за результат, а он никогда не упускает возможности заработать.