– Говори толком, как девку взял, как осел тут с ней, – приказал Елец. – Ну!

– Я её в лесу нашел, радость мою, – сказал ходящий и взгляд тёмных глаз потеплел. – Заплутала. Дело к вечеру было. Повезло ей, что на меня набрела. Луна не подошла, и собой уже умел владеть. Увидела, глупая, обрадовалась, кинулась навстречу – всё не так боязно, как одной. Проводи, просит. Я проводил. Она в деревню зазывала переночевать, да куда мне – через Черту… Отнекался, соврал, мол, с обозом я обережным, возвращаться, дескать, надо быстрее. А сам думаю: как так – не увижу её больше? И эдак сердце стиснуло, будто морозцем прихватило. Вроде не красавица, мимо пройдёшь – не взглянешь, но вот понял – не смогу без неё. От стаи оторвался своей, от братьев. Сказал: остаюсь. У нас вожак сильный был, справедливый. Отпустил меня, понял – лихое дело дурака удерживать. До отхода помогли землянку устроить и частоколом обнести. Дальше, мол, сам. А что сам? Ну, на зверя стал охотиться. Ну, живу один. Месяц, другой… Кормиться к дальнему селу ходил. Сам понимаешь… А потом опять Хранители свели, снова набрел на неё – в брусничнике ползала. Увидала меня, глазки заблестели: «А я, – говорит, – знаю, что ты не к торговому обозу торопился. Заимка тут у тебя. Не страшно одному-то?» Всё остальное уж сама выдумала, будто из рода извергся, будто к ней в село не пошел, оттого что бедности своей постыдился… «Мы ж, – говорит, – тоже перебиваемся». И правда, семья у ней оказалась небогатая, даже такому нищему жениху порадовались, только бы избавиться от лишнего рта. Пришлось сказать – в деревню свататься не пойду, мол, из почепских я, не принято у нас… Родители её и на это глаза закрыли, благословили среди леса, в приданое дали две рубахи да глиняный горшок. Вот и всё богатство. С той поры и живём. Вёсен уж пятнадцать как. Не бедствуем, видишь. Но она до сего дня уверена, что я с почепской придурью. Любит меня. Вот только детей нет… Жалко её. Как-то попросила, мол, может, сиротку какую возьмем в дом? Плохо ведь без ребятишек. Я ответил: или мои, или ничьи. Она и тут не осудила. Только мне каково жить с этим? То-то… Не говорите ей ничего. Не заслужила Ясна такого.

Мужчина замолчал, устремив остановившийся взгляд в пустоту.

Обрежники переглянулись.

– Завтра поутру едем в Цитадель, – сказал Елец, у которого по-прежнему духу не хватало увидеть в Славене лютого врага.

– А жену? Жену куда я дену? Тут ведь обережной черты нет! – вскинулся Ходящий. – Куда её?

Ратоборец ответил:

– С собой возьмём. Так что знай: измыслишь какую пакость, недолго твоя радость будет в неведении томиться.

Славен вскинул глаза на сторожевика и спросил глухо:

– Зачем ты так, а?

Елец промолчал. Он и сам не знал – зачем. Оттого было ему ещё поганее, чем Славену.