Он очень-очень старался. Но по лицу главы так и не понял – доволен тот или по-прежнему считает его бесполезным.

* * *

– Свет ты мой ясный! – раздался звонкий голосок.

Донатосу сразу же захотелось вжать голову в плечи. А выученики, что были в покойницкой, застыли и, кажется, перестали дышать.

– Чего тебе, Светла? – тяжело вздохнул колдун.

– Так поесть принесла, родненький, ты ж, вон, опять в трапезную не ходил, – зачастила девка и поставила на стол кособокую корзинку.

Крефф едва заметно повел бровями и выучей сдуло.

Подлетки колдуна блаженную любили от всей души, ибо с её появлением наставник почти всегда либо сам уходил, либо их отсылал – и то, и другое было великой благостью. Поэтому парни дурёху пестовали и опекали. Пару дней назад и вовсе случилось в Цитадели неслыханное – вышли за конюшнями стенка на стенку выучи-одногодки. Колдуны сшиблись с ратоборцами. Хотя, какие там колдуны и ратоборцы? Смех один, едва по две весны отучиться успели. Но рожи поразбивали друг дружке знатно. А из-за кого? Из-за дуры скаженной, которой один из выучей Ольста отвесил напутственного пинка за то, что крутилась под ногами. Да ещё и подзатыльником наградил, покуда из сугроба поднималась, дескать, нечего тут мельтешить.

Донатос о том не знал. И не узнал бы, если б не побоище, из-за которого к нему прибежал один из старших – Годай – и выпалил с порога:

– Наставник, щеглы там с Ольстовыми схлестнулись, зубы во все стороны летят! Я уж ихних и наших старших кликнул, чтобы разнимали, а креффа найти не могу. Они там за конюшнями сейчас поубивают друг друга.

У наузника глаза полезли на лоб. Отродясь не бывало такого, чтобы парни в Цитадели выходили друг против дружки, как в деревнях, на сшибку.

Когда оба наставника примчались с разных сторон крепости к месту побоища – один злой, как Встрешник, а второй растерянный, и оттого ещё сильнее хромающий – снег за конюшнями был искапан кровью и изрыт, будто там носился табун. Старшие послушники уже раскидали дебоширов по разным углам двора, но двое все ещё пытались стащить одного из Донатосовых подлетков – Зорана – с его супротивника, которого парень отчаянно вбивал в сугроб кулаками.

– А ну встал! – Донатос так рявкнул на выуча, что тот кубарем скатился с неприятеля, да ещё и отпрыгнул.

Краса-а-авец… губищи расквашены, волосы торчат, морда лоснится от пота, кожух распахнут, рубаха на груди разорвана, от разгоряченного тела валит пар.

Покуда наставники растащили полудурков, покуда выяснили у них, перелаивающихся и плюющихся кровью, что к чему, во двор спустился Клесх. Оглядел место потасовки и спросил невозмутимо:

– Ну и кто кого?

Выучи притихли. Зоран рукавом вытер разбитый рот и ответил:

– Мы. Этих, – он небрежно кивнул на сгрудившихся вокруг Ольста ребят.

Глава окинул потрёпанную рать задумчивым взглядом и сказал:

– Молодцы.

Те пристыженно поникли головами, а крефф их, напротив, вскинулся:

– Глава, они…

– Молодцы, – так же спокойно перебил его Клесх. – Хватило ума Дар в ход не пускать. А вы, – он перевел взгляд на понурившихся послушников Донатоса, – с какой цепи сорвались? Если б из них хоть один Даром врезал? О чем думали? Вас бы тут от стен отскребали.

Парни отводили глаза. Наконец, Зоран не выдержал:

– Так то – Даром. А без Дара, всё одно, мы их уделали!

Ольстовы ребята загудели и единой стеной подались вперёд, тесня наставника:

– Вас больше пришло! А нас только семеро! – зло сказал тот, от которого еле оттащили Зорана.

– Кто мешал ещё привести? – тут же обернулся выуч колдуна. – Я что ли? Так и скажи, другие не пошли.