— Помягче было никак нельзя? — стыдливо потупила взгляд я.

— Не-а, — фыркнул тот, все ускоряя шаг и ускоряя. В конечном счете мне приходилось уже бежать за мужчиной на парковку. — Я столько этому Громову заплатил, что могу даже какой-то аппарат с собой на память забрать в качестве сувенира.

Второе удивление за пару минут заставило ноги прирости к земле. Уставившись недоумевающе на начальника, я не могла представить, чтобы он просто так выложил за меня кругленькую сумму.

«А может ты ему вправду небезразлична?», — подкинула мысль та часть меня, что мечтала о бабочках в животе, верила в пони и единорогов. Я позволила себе поверить в это лишь на мгновение, пока Астафьев грозно не заявил:

— Не переживай. Я это в твой долг уже вписал.

16. Часть 16

В авто мы ехали молча. Под конец дня меня вдруг накрыло печалью. В полной мере я осознала, что будущее туманно, а моя жизнь какая-то сплошная череда неудач. Поджав под себя ноги и отвернувшись к окну, я пыталась сдержать слезы и совсем не раскисать, как вдруг перед глазами мелькнула вывеска дорогого брендового магазина.

Я не очень хорошо запомнила точный адрес, где живет Павел Григорьевич, но определенно была уверенна, что это где-то загородом, а не в центре столицы, где и скопились все безумно дорогие бутики.

— Выходи, — жестко скомандовал мне босс, припарковавшись прямо между небезызвестными «Шанель» и «Баленсиага». Недоуменно моргая, я проследила, как Астафьев спокойно обошел автомобиль и нервно открыл для меня дверь, гневно заглядывая внутрь: — Мне тебя насильно при людях вытаскивать или как?

Обернувшись по сторонам, я и вправду увидела огромное количество народу. Хотя в моем представлении подобные места могли себе позволить три-пять человек и все они родственники президента.

— Вытаскивайте, — равнодушно пожала плечами, поудобнее устраиваясь на месте. — Вы уже как только меня не позорили, я закаленная.

Тяжело вздохнув, Астафьев демонстративно закатил и покачал головой. Мол, как меня задолбали эти женщины. Сжав дверцу так, словно пытался выразить через нее весь свой гнев, Астафьев из последних сил спокойно протянул:

— Сонечка, а ты не забыла, что являешься моей пленницей, и никто тут твоего позволения не спрашивает?

Поморщившись, я испуганно оценила дорогую витрину и парочку людей, выходящих из магазина с огромным количеством пакетов. «Вот, — подумала я с горечью, — кто бы долг мигом выплатил и даже этого не заметил!».

— И, — в напряжении затаила дыхание, — зачем я вам там? Изощренная пытка?

— Не твое дело. — в конец обнаглел Астафьев. А когда понял, что в молчанку я могу играть долго, и в гляделки меня не переиграешь, сдался. — Хочу одной девушке кое-что прикупить. Вы все на одно тело… Так что будешь моим манекеном.

Сжав зубы, я подавила обиду. Одна из толпы я для него, ну-ну!

Ахнув от наглости мужчины, я ошарашенно воскликнула, выравниваясь по струнке:

— То есть, мерить это буду я, а носить какая-то другая?! Не дождётесь!

Не успела я отдышаться, как поймала на себе коварную улыбочку и хитрый до безумия взгляд. Медленно, словно змея, Астафьев нагибался к моему лицу, пока не замер в полуметре, загадочно играя бровями:

— Что, персик, ревнуешь?

— Я-то?! — щеки стали пунцовыми тут же. Не потому, что Астафьев попал в точку, а лишь от жара вокруг. Резко словно температура поднялась.

— Ты-ты, Сонечка! — погладив меня по голове, как заблудшего уличного котенка, он сочувственно проговорил. — Нет, ну ты скажи мне. Облегчи ношу, так сказать… Сердцу-то не прикажешь. Съездим к гадалке какой, отворот сделаем.