— Что же, температура вашей сестры в приделах нормы.

— Я не пойму, — вспылил босс, встав бок о бок с доктором и заглянув ему в глаза, словно пытаясь достучаться. — Она мне не сестра, господин Громов. Просто осмотрите Соню, и мы пойдем.

С ленивой улыбкой и сонным взглядом мужчина выровнялся по струнке, поправил белый чепчик на голове и, весело мне подмигнув, обратился к Астафьеву:

— То есть, Соня вам не жена, не девушка и даже не сестра?

Прикрыв лицо ладонью, босс из последних сил спокойно отчеканил по слогам:

— Нет. Это разве важно?

Пожимая плечами, Громов неопределенно взмахнул рукой:

— Просто вы, когда звонили мне, буквально кричали в трубку, чтобы я отменил ближайшую запись и немедленно принял Соню Симонову. Что я и сделал, собственно, — послав мне доброжелательную улыбку, врач посмотрел на Астафьева холодно и вскользь. — Потому что решил, мол либо родственница при смерти, либо любовь всей жизни.

Вот тут настала моя очередь поперхнуться на ровном месте с расширившимися глазами. Опустив лицо, я пыталась незаметно для окружающих меня мужчин уровнять бешенное дыхание и сумасшедшее сердцебиение. И дело было не просто в словах доктора, который уверял, мол Астафьев безумно переживал обо мне… Слова «любовь всей жизни» — выбили почву из-под ног. Ранее я никогда даже в мыслях не применяла их в адрес Павла Григорьевича.

— Что за бред! — слишком громко и резко воскликнул Астафьев, тут же нервно рассмеявшись. — По-вашему, я не могу просто заботиться о человеке? Раз вас это так беспокоит, Симонова — рабочая моей фирмы. А я, как нормальный начальник, заинтересован в здравии своих сотрудников.

Выгнув голову в бок, криво усмехнувшись, Громов обратился куда-то в пустоту:

— Хоть самому увольняйся и иди работать к вам.

— Что, простите? — ритмично топая ногой, босс бросал на меня краткие взгляды, а я старалась смотреть куда угодно, только не на него.

— Ничего, господин Астафьев, — махнул рукой мужчина, — Анализы мы сдали, никаких видимых причин для беспокойства нет. Скажите, Сонечка, что вы сегодня ели? Может пища была несовместима между собой или не свежая, из непроверенного места?

Стоило только представить, что я рассказываю доктору, мол пила «волшебный» смузи, как сразу стало не по себе. Я прямо ощущала, как кровь от лица отлилась, и я побелела. Скривившись, неуверенно протянула:

— Ну, в общем-то…

— Что же, — мужские горячие руки подцепили меня под талию, выдергивая с кушетки и заставляя встать на ноги. Не успела я прийти в себя, как Астафьев коснулся моей руки. Я замерла, тело окоченело от неожиданности, передернуло… А все потому, что босс практически взял меня за руку, лишь на долю секунды переплетя наши пальцы. Затем, видимо, опомнился и поднялся вверх, крепко-накрепко сжимая кисть и потянув за собой к выходу, как нерадивого ребенка, — раз это все, то мы пойдем…

— А как же!.. — прозвучало вслед от растерянного доктора.

— И вам всего хорошего! — холодно и многозначительно проговорил Астафьев. Годы работы научили того одним лишь голосом показывать собеседнику, что диалог на этом закончен и продолжать его не имеет смысла.

— Господин Астафьев, — все же прозвучало вслед, — а заявление о приеме на работу куда подать? — обернувшись на Громова, я увидела, как тот давит улыбку, бросая на нас с боссом многозначительные взгляды. — Вот вокруг меня так начальник не бегал, когда я ногу в прошлом году сломал. А тут даже не отравление, а просто…

— Все, — рявкнул Павел Григорьевич, — до свиданья!

И захлопнул дверь в кабинет с таким грохотом, что штукатурка посыпалась, а люди вокруг испуганно на нас обернулись.