— Это как? Почему?

— Ну… Ты видела, какой он худой? Подтянутый? — на скорую руку придумала я, мама кинула. Она-то не представляла даже, какой каменный пресс у босса под рубашкой, только я удостоилась этой великой чести. — Резекция желудка, вот так вот. Сложная операция, диета обязательна.

— Ой, ой! — вскинула руками она, качая головой. — Такой молодой, а уже смертельно болен! Давай я ему сейчас на скорую руку новое меню приготовлю…

«Еще чего не хватало!», — разозлилась я, пояснив:

— Нет, это не смертельно. Просто начальник похудеть хотел. Да так, чтобы без усилий. Пошел к хирургу, тот ему часть желудка отрезал.

Скривившись, она уже выглядела по-другому… Менее пораженной что ли.

— Странно, а казался мне адекватным мужчиной. Зачем ему это было надо?

Покрутив пальцем у виска, я вздохнула:

— Говорю же, особенный он.

Поджав губы, мамочка бросила тяжелый взгляд на дверь, за который вовсю гремел Астафьев на моем пианино. Криво, косо и не впопад. Что в очередной раз закрепило мою теорию о его невменяемости.

— Что же делать теперь? — с небольшим испугом женщина развела руками, с тоской поглядывая на множество салатиков. — Я так старалась, так старалась…

— Не переживай, мы его накормим, — закивала я, потянувшись к ящичку, где стоял блендер. — Скинем всего по чуть-чуть в одну мисочку, разбавим молочком с рассолом после огурцов и все: питание после резекции готово.

— Сонь, — недоверчиво вскинула бровь мама, начиная что-то подозревать, — это ты еду для свиней описываешь.

— Знаю, знаю, — закивала согласна. — Но я ведь его секретарша. Он ведь сам меня тебе хвалил, помнишь? Хирург лично рекомендации на почту скинул, подробно все расписав. Так что я точно знаю, что делаю.

— Уверена, — напряглась женщина, — что так надо? Пашенька после такого тебя не уволит?

«Твой Пашенька либо сам меня уволит, либо я сама уйду! Третьего больше не дано», — подумал про себя, а вслух нагло солгала:

— Уверена.

Астафьев первым сидел за столом. Довольный, как слон, в ожидании потопывал ногой и пальчиками салфетки перебирал, пока мы с мамой накрывали царский стол. Я специально носила сперва нормальную еду, чтобы соблазн босса возрос, и слюнка потекла. Под конец настала очередь жижи.

Мы с мамочкой как раз одновременно покидали кухню, когда я опомнилась и одернула ее за рукав платья:

— Забыла! Павел Григорьевич скрывает свою операцию. При людях всегда отвергает, что она вообще была.

— Зачем? Не логично, — недоумевала женщина. — Все ведь поймут сразу по… — она скривилась, бросив взгляд на жижу цвета детской неожиданности, — этому.

— Всегда одно и то же: босс устраивает прилюдный концерт, что есть он это не будет. Мол, не надо оно ему, — сочувственно вздохнув, я почти всплакнула. — Только вот мы оба знаем, что, если он хотя бы кусочек съест чего-то твердого — верная смерть.

— Вот это да, — присвистнула мама и отправилась в гостиную, приговаривая. — На что сейчас молодежь только не подписывается… Дурость какая!

Ни один мускул на моем лице не дрогнул, когда я с торжественным видом несла любимому босу приготовленное собственными руками элитное забористое смузи. Заботливо убрала человеческую тарелку, поставила чашу, воткнула трубочку и даже салфеточку на коленках разложила.

— Это что? — Астафьев побелел, пытаясь как можно дальше отстраниться назад. Чуть со стула не упал, я вовремя обратно к столу придвинула. — Какое-то ваше семейное коронное блюдо?

— Хватит ломать комедию, Павел Григорьевич, — невинно поморгала глазками я, усаживаясь напротив. Желудок вовремя заурчал, ну я и наложила себе полную тарелочку салатов, картошки, котлеток и прочих вкусных блюд. — Кушайте… Или пейте, как у вас там это правильно называется.