Так что банька стояла заброшенная в зарослях малины и черемухи, смотрела исподлобья на редко проходящих мимо нее людей и хмурилась. Даже гадать в ней никто не осмеливался, так боялись нечистика.

Зато для свиданий место это годилось лучше любого другого. В начале весны черемуха дурманила приторно-сладким запахом, а потом живущий в ней соловей начинал сводить с ума своими трелями. А летом и того краше: пока ждешь дорогого человека, можно и малинку общипать. Однако сейчас Еленька выбрала это место не из-за его романтичности, а из чисто утилитарных целей: никто их там с Артыном не мог подслушать.

– Зачем звали, Еленира Мечиславовна? – сощурившись на девушку, поинтересовался Артын. Он привалился богатырским плечом к углу баньки. Банька крякнула, но сдюжила.

– Значит, Еленира да еще и Мечиславовна? – чуть с угрозой спросила Еленька, глядя, как ее визави грызет сорванную травинку. – А ведь неделю назад Еленюшкой была. Или забыл, как под окошком ходил, как слова разные шептал?

Артын вздохнул. Выплюнул травинку. Потянулся и сорвал новую.

– Шептал. Ходил, – нехотя признался он. – Ну так вы тогда свободной были, Еленира Мечиславовна, а теперь вы невеста.

– И что? – удивилась Еленька. – Я же тебе жениться не предлагаю.

– А что вы предлагаете?

Еленька смутилась. Вот как этому тугодуму намекнуть-то на то самое?

– Артынушка! – ласково завела Еленька. – А помнишь, как ты меня называл?

– Помню, Еленира Мечиславовна!

Тьфу ты! Вот остолоп! Еленька погасила гневный пламень во взоре и продолжила обольщать бывшего ухажера:

– А сейчас чего же так не зовешь?

– Да как я могу, Еленира Мечиславовна? Когда вы почти жена чужая.

– Тебя-то это каким боком касается? – не выдержала Еленька. – От тебя убудет меня приласкать? А еще клялся-божился мне кой-чего показать! И?

Артын едва не поперхнулся травой. Заплевался, закашлялся.

– Чур меня! Вы как хотите, Еленира Мечиславовна, но я играть с огнем не желаю!

– Да каким огнем, Артын?

– Да с таким! Вас кто замуж-то за себя берет? Чародей! Сам Серебряный Лунь!

– Так не тебя берет! А меня!

– Так об том и речь! А ежели он узнает, что я вас пару раз прижал… – Артын втянул голову в плечи, испуганно оглянулся и понизил голос, – у овина.

– Один раз у овина, – начала загибать пальцы Еленька. – Другой раз у курятника. Третий раз…

– Потише, Еленира Мечиславовна! – еще пуще заоглядывался Артын. – Прощения прошу за прежние вольности…

– Да какие вольности? – вскричала раздосадованная Еленька. – Ну облапил пару разков. И один раз поцело…

– Тише, умоляю! – зашипел трагическим голосом Артын. – А вдруг услышит?

– Да кто?

– Кто-кто! Жених ваш, Лунь этот Серебряный. Как бы он меня не… Нет уж! Дудки! Вы как хотите, Еленира Мечиславовна, но я на енто не согласный!

– На что на енто?

– А мало ли что чародей со мной сделает?

– Да ничего не сделает!

– Да откуда вы знаете?

– Заячья ты душа, Артын!

– И ничуть не заячья! То ж чародей! Вот пусть бы даже кузнец Велигор меня на бой вызвал – и пошел бы! А он одним пальцем подкову согнуть может. Но чародей – нет! Чур меня, Чур!

Еленька смотрела на Артына с обидой, гневом и презрением. Хорош ухажер! Не мужик, а баба!

– А вот если ты меня сейчас не обнимешь и не приласкаешь, Артын, – решилась Еленька на отчаянный шаг, – тогда точно Серебряному Луню скажу, что ты полюбовником моим был. И он так сделает, что у тебя все то, что ты мне показать грозился, отсохнет.

Артын аж с лица спал.

– За что губите, Еленира Мечиславовна? – жалобно прошептал он и нервно зажевал травинкой во рту.

– Выбирай, Артын! Или ты сейчас же… ну то, что ты там обещался, сделаешь, или я чародею нажалуюсь.