Еленька поежилась. Даже в этот солнечный полдень жаркого месяца-грозника у нее по спине пробежали мурашки. Она представила отца, загнанного в ловушку у болота с умирающим на руках единственным сыном. Серые обреченные лица воинов, что готовятся принять на заре смерть. Жалость пронзила ее сердце. Еленька осторожно взяла грузную мозолистую руку отца и положила ее себе на плечо. Воевода благодарно обнял и прижал к себе дочь. Они пошли неторопливо прочь от ворот к дальнему пчельнику, стоящему у леса.

– И что он сказал, Серебряный Лунь? – потребовала Еленька продолжения.

– Так я и говорю: соткался он из ниоткуда, чародей этот. И говорит: хочешь, Мечислав Будимирович, я сына твоего от раны смертельной излечу? И помогу одолеть врага твоего? Ну, я, конечно, сначала засомневался. Не хотелось мне с чародеем якшаться. А что ты взамен попросишь, спрашиваю. А тот меня и огорошил: хочу, мол, на дочери твоей меньшой жениться. Все честь по чести.

– И ты сразу согласился? – не в силах сдержать упрек, спросила Еленька.

– Не сразу, – вздохнул воевода.

Еленька, знавшая батюшку, как свои пять пальцев, представила, как воевода долго чесал в затылке, дергал себя за правый ус, потом огорченно кряхтел, как, набычившись, сверлил чародея глазами, но потом тяжело вздохнул и согласился.

– Дочь на сына сменял? – язвительно спросила Еленька.

Воевода убрал руку с ее плеча, вспылил:

– Ох и язва ты, Еленька, Перуном клянусь, не язык у тебя, а острая бритва.

– Ну так ведь все так и есть, батюшка, – не уступила Еленька. – Сына вы спасли, а дочь погубили.

– Ну почему погубил? – нахмурился воевода, но взгляд отвел: он и сам свою вину знал. Потом продолжил с горячностью: – А что же мне делать было, Еленюшка? Если бы обо мне одном речь шла, то ни за что не согласился бы. Но ведь дружина! И Благояр! А вот скажи, как на духу: если бы у тебя выбор был: спасти брата своего, но ценой счастья своего, то что бы ты выбрала?

Еленька вспомнила брата Благояра. Как он катал ее в детстве на спине. Как играл с ней в бабки. Как из каждого похода привозил ей подарки. Как однажды нес на себе от Гнилого оврага, когда Еленька ногу поранила. Как…

– Я бы за Благояра, не думая, жизнь отдала, – уверенно сказала Еленька и шмыгнула носом.

– Ну вот видишь! – обрадовался воевода. – И я так подумал!

Еленька, сузив глаза-льдинки, посмотрела на отца: одно дело судьбу самой выбирать, а другое дело, когда тебе ее навязывают. Побуравила взглядом понурую голову отца. Взяла руку воеводы и снова умостила на своем плече.

– Ну и что дальше было? – ворчливо поинтересовалась она.

– А что дальше? – с облегчением выдохнул воевода. – Лунь сказал, что исполнит два обещания: сына вылечит и победить поможет. И вот коли сбудется обещанное, то должен я буду тебя ему в жены отдать.

– И как?

– А так. Поводил чародей рукой над раной Благояра, пошептал что-то, водицы красной из болота зачерпнул и кровь ею смыл. Потом из мха и травы какую-то примочку сделал. И к утру Благояр в себя пришел. Пояснело у него в голове, и жар спал. Только слабость осталась.

– А чародей что?

– А чародей как из тумана пришел, так в туман и сгинул. Шаг шагнул, смотрю – нет его, а только осина на ветру серебряными листочками шелестит. Пропал из виду.

– А потом? – продолжала допытываться Еленька.

– А потом заря занялась. Ну, ратники-то приободрились маленько, как про чародеево обещание услыхали. Только нам и биться-то особо не пришлось. Только мы вышли на поляну, только супротив недруга стали, как на неприятеля как дурман какой нашел.