Я обхватила головку губами и пососала, а он замер и с наслаждением простонал. Не только член — он и сам казался твердым, это чувствовалось на расстоянии, словно мы обменивались эмоциями. Поэтому я не удивилась, когда Альберт настойчиво надавил на мой затылок. Член легко скользил во влажный рот, наполнял меня, и это казалось приятнее, чем прикосновения к клитору. Это… что-то другое, удовольствие разума, которым хотелось делиться.

Я принялась двигать головой, сосать и втягивать щеки, бессистемно гладить языком член. Лишь бы еще, лишь бы сильнее и глубже, но организм не дал, и горло сжалось. Дорогого стоило отстраниться, ведь в пустом взгляде Альберта было столько нетерпения… Ничего, я попыталась снова, ласкала его и наблюдала, как он блаженно жмурился. Иногда приходилось давиться, но это было приятно: необузданность, дикие фантазии, которые не хватало духу осуществить.

Альберта хватило не надолго: вдруг он отстранился и дернул меня вверх, толкнул. Я плюхнулась на кровать и почувствовала, как он задирает ночнушку, ненароком касаясь ног, иногда поглаживая их. Колени, икры, бедра: прикосновения были везде и сразу, грубоватая кожа приятно колола, прямо как вспышки в животе, от которых сильнее намокали складочки между ног. Мало. Нужно что-то еще, что-то… На глаза попался шейный платок Альберта; я отбросила его руки и села, стала разматывать дурацкую тряпку. Черт, под ней были завязки воротника рубашки, как же долго!

Я дергала их, меня подгоняло тепло тела и частые вдохи. Альберт устроился на коленях между моих ног, неуклюже сдирая с себя жилет. Наконец получилось, я без промедления запустила руки под рубашку и почувствовала резкие изгибы мышц, как напряженно дышал Альберт. Хотелось быстрее стянуть рубашку, но мешали случайные касания к груди: ну как оторваться и не погладить соски, не обвести их пальцами?..

Альберту нравилось это не так сильно, и он сам снял рубашку, а потом рывком стянул с меня ночнушку и опрокинул на спину. Еще секунда — и он смял руками грудь и замер, словно приятного было больше, чем можно вынести. Альберт хмурился и сжимал губы, а я с ума сходила от вида распахнутых штанов и давления сильных пальцев. Теперь он по-настоящему владел мной, распластанной перед ним и с раздвинутыми ногами.

Альберт не собирался торопиться и с наслаждением тер ладонями грудь. Я кусала губы и наблюдала, как между его пальцами мелькали соски, как он сжимал их, гладил. Все резко, с силой, до сладкой боли. Это и не боль была: тело отзывалось иначе, наслаждалось ею, как остринкой в еде.

Одеяло шуршало и касалось внутренней стороны бедер, дразнилось и показывало, как хотелось еще. Я вскидывала бедра, очень плавно и почему-то боясь подражать нетерпеливым движениям Альберта, словно это была только его привилегия. Он все мял, все сжимал мою грудь дрожащими руками и боролся с собой. Его глаза и впрямь напоминали угли, в которых метались вспышки желания. Альберт с трудом дышал, двигая руками вверх-вниз, согревая кожу, нажимая с силой и требованием.

Мне было приятно, приятно до безумия. Грудь стала невероятно чувствительной и отзывалась на малейшее прикосновения. В животе все крутило, хотелось уже большего, немедленно, и я неосознанно покрутила бедрами. Так было проще, движения выпускали напряжение, но его все равно было много. Я чувствовала, как набухли складочки, какими влажными стали, и это было невыносимо: мучительно приятно, тяжело и сладко. Все смешалось, я едва что-то понимала и обняла Альберта ногами, он коротко простонал… Все, не могу.