Во втором зале были выставлены ранние Петины репродукции, талантливые, но, как он сам говорил «без огонька». Просто точные копии картин других мастеров. Зато в центральном зале расположилась главная коллекция художника. Здесь на стенах висели те копии, в которых он добавлял что-то от себя. На самом видном месте расположился тот самый «Черный квадрат», на противоположной стене висела репродукция работы Куинджи «В тумане».
Леру всегда завораживала эта картина. На ней раскинулся морской берег, прикрытый плотной вуалью утреннего тумана. На переднем плане виднеется спокойная вода и песчаный каменистый пляж. Белые и серые валуны лежат в песке, а некоторые едва видными макушками торчат из воды. Где-то вдали, скрытое белой пеленой, только контурами угадывается что-то огромное. То ли скала, то ли утес. Работа Куинджи убаюкивала своей меланхолией и внутренним спокойствием, но в то же время вызывала интерес, хотелось подойти ближе, напрягая глаза, рассматривать каждую деталь. Понять наконец, что же именно скрыто там, в тумане.
Работа Пети на первый взгляд была точной копией картины мастера. Отличались только мелкие детали, в которых, как всегда, и была скрыта истина. Вместо созерцательной меланхолии Куинджи здесь таилась внутренняя тревога. Прибрежные камни по форме больше напоминали человеческие черепа, Лера была почти уверена, что разглядела между ними фрагмент грудной клетки с кривыми пожелтевшими ребрами. У тех валунов, что лежали в воде, можно было рассмотреть искаженные мукой лица, словно они были головами утопленников. Но самым тревожным было то, что прорисовывалось на дальнем плане. Те смутные контуры впереди – случайные скальные образования или замершие в неподвижности долговязые фигуры? Массивный утес вдалеке… Лера могла поклясться, что скрытая туманом громадина была живой. Тушей мифической или доисторической твари, выброшенной на берег. В зависимости от положения и точек зрения можно было рассмотреть гигантскую лапу, чешуйчатый бок, шипастый плавник или длинный хвост.
Две картины, «Квадрат» и «В тумане», висели точно друг на против друга, словно странным образом отражались через зал одна в другой. В центре помещения из низкого гипсокартонного потолка торчал толстый арматурный крюк непонятного назначения и происхождения, вероятно оставшийся от прежних владельцев здания. На нем, по скупому рассказу Тани, и повесился Петя, прямо между двумя картинами.
Забыв обо всем, Лера долго ходила по главному залу, разглядывая развешанные на стенах картины. Кроме Куинджи Петя в последнее время обожал Ван Гога. Помимо постоянных подсолнухов, кипарисов и нидерландских крестьян он больше всего любил работу мастера «Две фигуры в лесу», перед которой и остановилась Лера. На первый взгляд типичный для импрессионистов чувственный пейзаж, точно отражающий название. Две фигуры, мужская и женская, стоят посреди цветущего леса. Дама в легком платье и шляпке прижалась к кавалеру, взяв его под руку и склонив голову к плечу. Он в черном сюртуке и цилиндре стоит ровно, держа в свободной руке трость. Лиц и жестов не разглядеть, только краски, цвета, легкость и полет. На Петиной репродукции от фигур веяло ледяной жутью. Лица их в отдалении казались синюшно-мертвенными, голова дамы была вывернута под прямым углом, как на сломанной шее, будто у висельника. Кавалер казался сплошным черным истуканом, только тонкими белыми черточками выделялись глаза, словно суженные в хитром прищуре. Цилиндр его разделялся надвое, как длинные прямые рога. При взгляде на них в голове возникали тревожные мысли – что вообще эти двое делают в лесу? Да и сам лес был не Вангоговским нагромождением цветов и красок, он истекал с холста желтушно-бледными оттенками гниения и увядания. А тьма между деревьями на заднем плане казалась живой, вот-вот лопнет и растечется по всему пространству полотна, поглотив собой все краски.