Путь лежал к небольшому одноэтажному строению. В дом уважаемого Карима Мехди. Хаджа лечил людей, был щедр и добр. Всегда относился ко мне как к родной дочери и никогда не отказывал в помощи. Я лишь надеялась, что он и в этот раз не останется в стороне. Мама всегда говорила, что на ее сердечного друга можно положиться в момент большой беды.

Нырнув в темную арку, я наконец заметила нужное здание и поспешила. Где-то во дворах стражники отдавали приказы, визги Амаля долетали даже сюда.

К моему счастью, Карим не слишком любил переполненные рынки днем. Единственный выходной он всегда проводил дома, распивал чай или занимался приготовлением лечебных мазей. Я произнесла про себя короткую молитву, чтобы мне вновь улыбнулась удача. Несколько раз ударила кулаком по деревянной двери и на выдохе крикнула:

— Хаджа! Хаджа!

Господин Мехди открыл почти сразу. На уставшем лице промелькнула искра удивления, две глубокие морщины прорезали лоб. Но еще сильнее он поразился, когда я ворвалась внутрь и рухнула на колени с коротким всхлипом:

— Хаджа, спаси!

Вот так, без всяких прелюдий и долгих объяснений. Ударилась лбом о толстый ворс ковра, после чего замерла в такой позе в ожидании реакции ошарашенного Карима.

— Ясмин, цветочек, что произошло? Братья? Отец?

Хаджа в растерянности подскочил ко мне, схватил за руку и принялся поднимать, но я воспротивилась. Вцепилась в его джеллябу [5] так крепко, что никакая сила не оторвала бы меня. Только с куском халата, капюшон которого Карим предварительно сбросил.

— Помогите, — вновь повторила я и подняла взгляд на замершего хаджу. — Отец хочет выдать меня замуж против воли! Пожалуйста, дядя Карим!

Черты разгладились, возвращая обеспокоенному господину Мехди добродушный вид. Ладонь по-отечески скользнула мне на макушку, сдвинула хиджаб и позволила волосам свободно упасть на плечи тяжелой массой.

— Глупышка, — мягко произнес хаджа, — кто же от семейного счастья бежит? Ясмин, любая девушка в твоем возрасте мечтает найти свой дом. Добрый муж, любимые дети…

Я замотала головой, впилась зубами в нижнюю губу и сдержала яростный крик.

— Нет, нет! Дядя Карим, я не хочу! Не могу! Отец желает отдать меня старику Умару Виталу, торговцу шелком, чья пятая жена недавно умерла от побоев!

— Ясмин… — попытался возразить мне хаджа, однако я не слушала.

— Прошу, помогите мне сбежать, — выдохнула я отчаянно.

Темные глаза Карима распахнулись, рот раскрылся. Он шумно втянул носом воздух, а ладонь с моей макушки переместилась в густые, чуть тронутые сединой, волосы. Упругие кудри на секунду прижались к голове, затем снова вернули себе прежний вид. Широкие плечи приподнялись и опустились, а неожиданная суровость, с которой хаджа поджал губы, приструнила слабый огонек надежды.

— Ясмин, — громко и четко заговорил Карим, — немедленно вернись к отцу, склони голову и моли о прощении. Обязанность дочерей во всем слушаться родителей, ведь они хотят как лучше. Твое будущее предопределено: ты станешь примерной женой для господина Умара и прекратишь повторять те сплетни, что плетут злые языки на улицах!

На последних словах голос хаджи дрогнул, но остался таким же твердым. Ему ли не знать, отчего умерла юная Азиза? Ей едва исполнилось девятнадцать, она легко переносила беременность и на тот свет не собиралась. Только почему Карим так защищал женоубийцу? Ни одно писание Мудреца не позволяло подобного отношения к женщинам. Зато закон — да.

— Дядя Карим, — пискнула я из последних сил, тело содрогнулось от сдерживаемых рыданий.

Сердце колотилось, легкие забили плотные ароматы душистых масел и трав. Время утекало, как песок сквозь пальцы: через минуту или две сюда ворвутся мои будущие палачи.