— Парень, если ты меня слышишь… продержись еще немного!

Рука его дрогнула. Киваю самой себе, что медлить нельзя, и пробираюсь по узкому проходу. Спертый, затхлый воздух постепенно рассеивается, и я жадно втягиваю кислород ночной прохлады. А звезды какие яркие!

В стороне небольшой деревянный дом светит одним окном. Передвигаюсь осторожно. Быстро не получается — ребра больные мешают. Радует, что ничего не сломано. Одна из моих суперсил — резиновая Зина. Гнусь, но не ломаюсь: тьфу-тьфу! Надо постучать по дереву… что я и делаю, бряцая кулаком в дверь.

— Эй! Есть кто живой?!

«Выходи, маньячелло! Тут целая Валька на тебя пришла» — подхихикиваю. Нервное, наверное. В ответ — ти-ши-на! Нет маньяков дома — делаю заключение и тяну ручку на себя. Скрипнув, избушка распахивается, и я захожу внутрь. Черепов человеческих не наблюдаю. Дом как дом. Пахнет подгорелой кашей. На плите кипит чайник. Задаюсь вопросом: как отшельники здесь электричество вырабатывают? И нахожу сразу ответ в гудящем в углу аккумуляторе.

Снимаю чайник с плиты, чтоб не свистел мне тут и не мешал наводить шмон. «Где мой рюкзак?» — расшвыриваю кастрюли и сковородки, лазая по ящикам. Не стесняясь, выгребаю шмотье из шкафа. Переворачиваю все лежанки, стоящие у стены. Опа! Тяну за розовую лямку и вытаскиваю из-под кровати свой рюкзачок.

Аки дитя малое радуюсь, что рацию мою не разбили. Нажимаю кнопочку и ору в эфир координаты. Повторяю для особо одаренных несколько раз, добавив, что ежели они сейчас свои жопы не поднимут, то родственник генерала Закимова окочурится в ближайший час или два.

— Говорит капитан Круглов! — шелестит рация, потрескивая и попискивая на разные «голоса».

— Продолжай говорить, — разрешаю, устало откинувшись на спинку кровати.

— Выпускай через полчаса сигналки.

— Как скажешь…

— Валь…

— Что?

— Сама как?

— Жить буду, — ворчу недовольно, что много вопросов задает.

Звуки вертушек. Блуждающий свет сверху. Крики. Парни в экипировке с автоматами наперевес. Красиво шумят — все как я люблю. Из землянки вытаскивают все организмы. Медицинский борт уносит в темное небо единственного оставшегося в живых студента-археолога. М-да. Наука требует жертв… К сожалению и таких.

Круглов кудахчет, что поймает остальных «лесных братьев». Он старается не смотреть мне в лицо… Возможно — стыд. Возможно — я такая «писаная» красавица, аж глазам больно глядеть.

Не успели меня привезти в больницу, как позвонил Громов на мобильник капитана, и орал, что я снова «дура конченная» и опять «все сделала не так», «не видать мне премии как своих ушей»… «Господи, Гром! Я счастлива, что эти уши сейчас тебя слышат». Какая, в жопу, премия, если он отстегивает мне деньги из какого-то фонда…

— В Москву, живо! — продолжает орать, аж «труба» накалилась.

— Сдохнуть не даст, паразит, — отдаю телефон Круглову и слизываю языком кровь с раненой губы. Доулыбалась, короче. Опять рана открылась.

Стоп! А почему в Москву-то? — до меня не сразу доходит, куда мне живенько необходимо прибыть. Отбиваюсь от врачей. Помазали болячки и хватит! Этим дай волю — замучают всякими анализами, рентгенами… Нащупываю еще одну таблетку и, пока никто не смотрит, разгрызаю и запиваю водой.

Рядом на кушетку, тяжко вздыхая, примащивается капитан. Он задумчиво чего-то черкает в протоколе. А потом произносит:

— Валь, у тебя самолет только через два дня. Раньше билетов не нашли.

«Или ты не захотел» — понимаю, к чему этот парень клонит.

— Можно я тебя в кафе приглашу… Завтра, — серые глаза наконец-то останавливаются на моем лице и он кривит улыбку, рассматривая гематомы.