— Ну, дети, вы тут развлекайтесь, а у меня еще дела есть, — папашка встает с самодельной табуретки и выходит, забирая единственный предмет мебели с собой.

«Жадный, сука! Табуретку мне пожалел! Лежи тут, Валентинушка, на холодной земле!»

Я уже поняла, что это не подвал, а вырытая землянка, где стены укреплены досками, чтобы не осыпались. Единственный вход, он же выход — там, куда выполз этот косорылый.

— Ваньку хоть не тронули? — беспокоюсь за козлика. Он хоть и вредная скотина, но лучше, чем некоторые создания…

— Говорил тебе, уходить! Но ты тупая, блядь, не понимаешь с первого слова? — вместо ответа бьет наотмашь по лицу ладонью.

Шлепок. Голова у меня дернулась и скулу зажгло. «Ай! Нос разбил, тварина!» — чувствую, как потекла вязкая кровушка, капая с подбородка.

— Бьешь как баба! — скалюсь окровавленным ртом, за что получаю следующий удар, от которого аж звезды по потолку вспыхнули.

Любитель яблок теряет над собой контроль, зверея. Удары сыплются один за другим, и я уже ничего не чувствую. Только воздуха в легких катастрофически мало, он выбивает его…

— Теперь нормально? — он даже запыхался и устал, пока фигачил по мне. Вспотел, небось?

— Ближе! — еле шевелю губами.

— Чего?! — Саня наклоняется, чтобы меня расслышать.

— Того! — взметнулась коброй. Хватаю его свободными руками за оба уха и пробиваю головой.

Пока придурок пиздил меня, я успевала капать кровью на веревки, связывающие руки. Растирала, раздвигала их, набухшие от алого потока… Скользить опять же хорошо, когда руки выворачиваешь так, что кости трещат. А боли уже не чувствуешь, когда она в такой концентрации. Тут главное не отключиться.

7. 7.

Умереть не встать! Умаялась, пока Саню веревками пеленала. Вот не зря училась морские узлы вязать. Пожиратель яблок за всем наблюдает единственным здоровым глазом, второй заплыл и слился с синяком в пол-лица — красавчик! Таблетка обезбола горчит. Всегда на такой случай кладу в потайной карман. Жевать больно. Губа тоже разбита. Терминатором не стану, но должно полегчать передвигаться на своих двоих. Перемалывая и хрустя челюстью «допинг», подползаю к парню, который подает признаки жизни.

— Эй! Очнись! — тормошу за плечо.

Зря! Обессиленное тело валится мешком прямо на своего мертвого товарища. Перетаскиваю подальше, за подмышки, и переворачиваю набок, чтобы не захлебнулся слюной. Тут реанимация нужна. Мне его точно не поднять даже краном — чертыхаюсь и нащупываю пульс на шее двумя пальцами. Венка бьется, еле качая кровь. Неестественная бледность. Сухие потрескавшиеся губы.

— Тебе, коза, далеко не уйти, — в глазу Сани злость и … тоска?

«Мне далеко и не надо. Только до рюкзака. Там у меня парочка сигнальных ракет и рация, настроенная на полицейскую волну». Подхожу и пинаю «пирата кедрового леса» по почкам. Жаль, что не мой регион и зима не близко. Обоссать и на мороз — как вариант.

Послышалось кряхтение и топотня на выходе. Папенька просовывает башку, посмотреть: «как у молодых дела?».

— Бать! — успевает взвизгнуть одноглазый, извиваясь гусеницей.

Упс! Тело падает мордой в пол… точнее, в землю. Боров даже пикнуть не успевает. Сдерживаю желание еще прыгнуть сверху, чтоб позвоночник выгнуть колесом.

— Мои братья тебя на куски порежут, сука!

«Ой, кто там развякался?» — поворачиваюсь к Саньке. Он сдувается, когда я подхожу ближе, и втягивает голову в плечи.

— Братья, говоришь? — оттягиваю мочку уха. — Я из тебя сейчас слоника сделаю, если не скажешь, где они.

«Можно и второе потянуть, для симметрии» — красноухий одноглазый бандит скрипит зубами, но про братишек упорно молчит. Решив больше времени здесь не терять и самой разведать, отступаю к выходу. Перешагиваю через папеньку и оборачиваюсь: