Закрываю глаза и вспоминаю его руны. Их нельзя касаться. Почему? Они вызывают боль?

Надин сама не знает — она их никогда не касалась. Она предпочитала лежать под мужем неподвижно, терпя его грубоватую страсть. Которая, впрочем, очень быстро сошла на нет, и уже через месяц после свадьбы у него появились первые любовницы. Впрочем, они были и до.

До брака женщин в жизни Рона также было достаточно.

Когда я выбираюсь из ванны, ночь уже окончательно опускается на город. Тихонько прокрадываюсь к двери и прислушиваюсь.

Рон вернулся? Но почему тогда так зловеще тихо?

15. Глава 15

Утро обрушивается на меня головной болью, вбивает гвозди в виски. Тревога скребется под кожей, но стоит подумать о дочери, и в груди разливается медовое тепло. Моя любовь к девочке главный стимул бороться и выживать в этом темном хаосе.

Да, наши с Надин жизни сплелись в одну. Селина стала моей кровоточащей раной, которая разъедает душу, но и толкает вперед.

Боль подстегивает, пробуждая спортивную злость.

Зеркало безжалостно отражает последствия вчерашнего приключения. Без магической пудры лицо напоминает восковую маску — кожа бледна, под глазами залегли тени, а щеки ввалились.

Пальцы дрожат, когда провожу ими по шее — там отметины от его поцелуев. Черт, какие бесстыжие в своей откровенности засосы.

Синяки обнаруживаются и на бедрах. Муж не жалел меня вчера и страшно представить, что бы случилось, не проверни я свою сумасшедшую затею.

Скрываю следы на коже зеленым платьем с высоким воротом. Вздохнув, дополнительно маскирую шею легким шелковым шарфом в тон наряду.

Тот, другой шарф с ароматом роз, я где-то потеряла и радуюсь, что не притащила его в замок. Тонкий нюх дракона способен уловить любой, самый невесомый аромат.

Я спускаюсь на кухню и делаю завтрак с учетом меню, которое выработала для своей девочки. Выбираю красивую фарфоровую посуду и добавляю на поднос свежих фруктов.

Повариха улыбается мне и я отвечаю ей приветствием, задаю несколько ничего не значащих вопросов. Подхватив поднос, спешу наверх.

Селина сжимается в постели, увидев меня. В ее голубых глазах мелькает что-то колючее, защитное.

— Мне нельзя фрукты, — бросает она и каждое слово ранит глубоко в сердце.

— Тебя сегодня осмотрит лекарь, — напоминаю ей ласково. — Но я ведь тоже целительница и уверена, что тебе можно и фрукты, и мясо.

Селина колеблется, но вид красных яблок и сочных виноградных ягод манит малышку. В ее возрасте дети с ума сходят по вкусняшкам и держать ребенка на диете просто жестоко.

Ох, Алиса, ты заплатишь за это преступление тоже.

— Смотри, у тебя уже появляется румянец, — шепчу, очищая яблоко. Нож легко срезает кожуру, и я чувствую, как сладкий аромат заполняет воздух. — Животик не болит?

Она мотает головой. Голубые глазки светятся удовольствием.

Дочка успевает съесть все, что я принесла, когда двери распахиваются без стука. Рон врывается первым, за ним следуют Алиса и седовласый мужчина с кожаным саквояжем.

Целитель, понимаю я.

Воздух в комнате сразу сгущается, наполняется запахом спирта и трав.

— Чем она кормит Селину! — Алиса возмущенно качает головой, ее голос звенит металлом. — Рон, ты уверен, что стоит подпускать Надин к ребенку?

Поднимаюсь с постели дочери на деревянных ногах. Сердце пропускает удар, когда встречаюсь взглядом с мужем. Ищу в его лице признаки того, что он знает правду о вчерашнем — но нахожу только ледяное равнодушие.

Рон мрачен, холоден, полностью закрыт. Только в глубине глаз мелькают молнии, не предвещающие ничего хорошего.

— Господин Расми, осмотрите мой дочь, — кидает Рон.