МарьИванна подлетела ко мне и схватила за плечо, пытаясь оттащить от Огаркова, и я, вырываясь, дернулся вперед.

– ВОЛЬСКИЙ! – она повысила голос и усилила хватку.

– Леша, – испуганно выдохнула Альбина, и я отчаянно дернулся изо всех сил.

Я бы хотел посмотреть на видеозапись того эпичного замеса. В рапиде, под музыку из «Мортал комбат» и со всплывающей горящей надписью Doublekill, но, к сожалению, как это выглядело со стороны, я никогда не узнаю. Изнутри своего черепа я вообще не понял, как вышло так, что училка отлетела назад и села на задницу, скорее всего, она так потянула меня к себе, что, когда плечо выскользнуло из ее пальцев, потеряла равновесие и жахнулась об пол копчиком. А я с ускорением качнулся вперед и впечатал злодея моськой прямо в рисунок. Из его носа хлынула кровь, заливая нашу с Альбиной идиллию в одуванчиках. Огарков заверещал на ультразвуке, остальные дети застыли в немом ужасе.

Я тут же выпустил жертву из рук и отступил назад на пару шагов, понимая, что теперь уж точно крепко влип. МарьИванна орала, Огарков ревел, кровь из носа залила ему всю форму на груди. И только одно спасло меня от панического бегства. Альбина выскочила из-за парты и юркнула ко мне за спину. Обе ее ладошки обхватили мою руку и крепко сжали. И меня отпустило. Я знал, что прав. Получу так получу.

Еще бы не получить! Окровавленный рисунок как боевой трофей я забрал домой. На нем мы с Альбиной дрейфовали в кровавом море, держась за руки.

Отцу позвонили из школы, и он приехал с работы на час раньше. Между ними с матушкой, видимо, было решено, что укрощение мелкого вредителя он возьмет на себя, потому что первым, кто со мной не справлялся, была именно она. Отец пока не справлялся тоже, но не переставал пытаться.

Мы с Альбиной сидели в моей комнате и прощались с жизнью. За такое мне должно было отскочить небывалым возмездием. От предвкушения все внутри тряслось. Она даже всплакнула, но быстро перестала, когда увидела мой отчаянный вид. Да, меня убьют, но виноватым себя я не почувствую. Это я знал твердо.

– АЛЕКСЕЙ! – раскатистый голос отца был страшен. Кажется, даже стекла задрожали, а уж я-то…

Я со смертной тоской посмотрел на дверь и, когда та распахнулась, увидел ремень в его сжатом до белых костяшек кулаке.

– Альбина, немедленно домой! – рявкнул отец.

И тут произошло небывалое. Моя маленькая невеста вскочила с края кровати, где сидела рядом со мной, и заслонила меня своим хрупким тельцем. Это было как отбиваться от быка пушистым одуванчиком, но ее не смутило. Она встала перед отцом и громко, отчетливо сказала:

– Он не виноват!

Отец аж осадил и уставился на нее, как будто с ним заговорила фарфоровая статуя.

– Огарков надо мной смеялся! Их было трое, а я одна. Он плюнул на мой рисунок и бросил мне в голову меловой губкой, а остальные смеялись. Леша просто хотел, чтобы он извинился. МарьИванна сама его схватила, потянула и упала сама! Леша ее не толкал! – Она кричала сквозь слезы.

– А почему мальчик в крови? – уже спокойнее уточнил отец.

– Он случайно носом об стол ударился, из-за МарьИванны, – тоже спокойнее всхлипнула моя защитница.

А я сидел, смотрел в ее решительную спину, и от восторга и адреналина у меня все расплывалось перед глазами. Я впервые увидел ее такой и впервые начал догадываться, что мои чувства, скорее всего, взаимны. И это было так круто, что я забыл о страхе, которым только что сводило живот, и о дрожащих коленках забыл. В тот момент я чувствовал нас единым целым. Одной командой против всех.

А потом был подробный допрос: где я был, что видел, что сказал и сделал, и ремень в ход так и не пошел. Но я рано радовался, что удалось открутиться. Ради нас объявили внеочередное собрание, где должны были быть обе наши учительницы, мой отец, я, Альбина с мамой и родители остальных детей ее класса. Нас явно ждал суд Линча. Жаль, не Дэвида Линча, потому что в том цирке, что устроили эти люди, не хватало только карлика, играющего на скрипке.