Светлость с улыбкой встает из-за стола, берет эти чертежи и делает там пару отметок. Расписывается и убирает в стопку к остальным, как я понимаю, просмотренным документам.

– Будет забавно, если комиссия его и выберет. Только это расходы, Ольга Николаевна. Такой цвет дороже в обслуживании, чем терракотовый.

Он улыбается, спокойно и мягко, а потом снова берется за документы.

– Пожалуй, я знаю, где сэкономить, ваша светлость. Надо перестать белить Московский Кремль.

– Правда? А почему вы так думаете? Нет-нет, не волнуйтесь, вы меня совсем не отвлекаете, Ольга Николаевна.

Да пожалуйста. Мне даже нравится сидеть в кабинете у светлости и что-то рассказывать, пока он просматривает документы. Можно даже про ссылку не вспоминать, минут пять хотя бы.

А красный Кремль я видела… да, во сне. Мне снилось, что я гуляю по Москве, и Кремль был красным. А еще…

– Очень любопытные вещи вам снятся, княжна.

Светлость встает, а я оборачиваюсь и тоже вскакиваю. Вот он, минус работы в Зимнем – в любой момент может зайти высокое начальство. Слишком даже высокое. С какими-то документами в руках, значит, явно по делу. Я уже собираюсь деликатно оставить их со светлостью наедине, но император говорит:

– Задержитесь, княжна.

И в голове сразу вспыхивает любимая цитата из фильма «Семнадцать мгновений весны».

5. Глава 1.2

Когда Российская Империя стояла на грани революции, и Николай Второй, подписывая отречение, отказался от престола в пользу сына, царевичу Алексею было тринадцать. Пять лет страной правил регент. Февральской и Октябрьской революции не случилось, но Первая мировая война затянулась еще на три года.

Что я знаю про Алексея Второго? Сейчас царю тридцать четыре, он женат и имеет троих дочек. Все еще страдает от гемофилии, вынужден опасаться любого случайного пореза или ушиба. Не любит Царское село, предпочитает жить в Зимнем Дворце, изредка выезжая в Петергоф. Алексей Второй – это реформы без потрясений, мелкие конфликты без глобальных войн, умеренность и во внутренней, и во внешней политике. И все тот же вопрос наследника – сыновей у него еще нет.

Нам со светлостью император коротко кивает. Бросает взгляд на часы. Степанов рассказывал, что у него это любимый жест – словно надо жить быстро, иначе ничего не успеешь. Но это только в быту, в государственных делах царь осторожен.

– Британские коллеги требуют вашу голову, Михаил. Им не понравилось, что вы вызвали сына Освальда Райнера на дуэль по какому-то вздорному поводу, а затем хладнокровно застрелили.

– Вовсе не хладнокровно, я нервничал, – чуть улыбается светлость.

Снова взгляд на часы и небольшая пауза, видимо, чтобы Степанов подумал о своем поведении.

Особого сожаления на лице светлости не наблюдается. Прощаясь со мной перед дуэлью, он сказал: дело даже не лично во мне. Я просто не могу позволить, чтобы они решили, что вот так с нами можно. Что кто угодно может приезжать к нам, убивать и спокойно уезжать, прикрываясь дипломатическим статусом.

Про то, разговаривал ли он с императором, Степанов не упоминал. Но сейчас мне кажется, что да. Поговорил и получил ответ вроде «а что мы сделаем, нет тела – нет дела». То есть «ваши обвинения недостаточно серьезны, чтобы привлечь дипломата, обладающего соответствующим иммунитетом, к ответственности, и не получить при этом международный скандал».

Алексей Второй смотрит на Степанова с легкой иронией. Словно на подчиненного, который накосячил и получил заслуженный втык. И светлость улыбается как этот же подчиненный: все понял, принял и осознал.