Мы обходим высокую ограду сада, идем к красно-коричневой громаде Зимнего дворца, заходим через неприметную дверь, нас быстро обыскивают и проверяют пропуска.

Кабинет светлости на второй этаже, в углу. Секретарь входит без стука, тут так принято.

И вот, пожалуйста, светлейший князь Михаил Александрович Степанов, заместитель министра Дворцового ведомства. «Бывший лучший, но опальный стрелок», как пел, вернее, как будет петь Высоцкий. Светлые волосы, глаза голубые и настолько светлые, что кажутся почти прозрачными, неопределенного возраста, от тридцати до пятидесяти на вид (я только месяц назад узнала, сколько ему на самом деле), болезненная худоба, ходит с тростью после хронического отравления мышьяком.

И он весь в документах: просматривает, спешно вносит резолюции, раскладывает по стопкам, чтобы отдать в работу уже другим людям. На столе уже никаких личных вещей, все собрано. Да, еще дорожный чемодан на полу – светлость поедет на вокзал сразу с работы. Собственно, поэтому он и отправил за мной секретаря – беспокоился, что не успеет попрощаться. Все-таки пятилетняя ссылка есть пятилетняя ссылка.

Да, вчера я заикнулась, что на Урале тоже есть университеты. Степанов посмотрел на меня долгим печальным взглядом и сказал, что будет рад, если я приеду, только не стоит менять на это будущее в Петербурге. Потому что у меня еще Славик и сестры, и нужно их тоже как-то устраивать. Нерационально.

Светлость не выглядел таким расстроенным даже тогда, когда давал мне длинный список инструкций на случай, если Райнер, стреляющий первым, его пристрелит.

Впрочем, сейчас он слегка отошел и даже улыбается. А я успела набрать дуэлей, как Д’Артаньян.

– Ольга Николаевна, – Степанов встает и тепло улыбается при виде меня, – я сейчас тут закончу, и нужно будет ехать на вокзал. Пожалуйста, присядьте пока вон туда.

Сажусь на стул для посетителей рядом с маленьким приставным столом. Взгляд падает на какие-то рисунки: Эрмитаж и весь комплекс Зимнего в разных цветах. Перекрашивать собрались?

– Да, вот принесли наконец-то, – отвечает светлость, отвлекаясь от документов. – Дождались последнего дня и притащили, деятели. Взгляните пока, там есть хоть какие-нибудь человеческие цвета? А то представляю: возвращаюсь через пять лет, а Эрмитаж покрашен в лососевый. Ужас.

Понимающе улыбаюсь. Помню, как я в первый раз увидела Зимний дворец: огромное здание, изящные окна, колонны… и все это красно-терракотового, почти кирпичного цвета. Да что там говорить! Который день в Петербурге, но до сих пор не привыкну.

Всю мою сознательную жизнь Зимний был нежного голубовато-зеленого цвета с белыми окнами и колоннами. А тут внезапный кирпичный сплошной полосой, ужас. Даже колонн не оставили! Я уже потом узнала от светлости, что по проекту Растрелли Зимний был желто-белый, а вообще окраска менялась. В красно-кирпичный дворец покрасили уже при Николае Втором, в целях экономии, и все никак не поменяют. Для этого создана целая комиссия, но мнения у ее членов сходятся только в одном – хуже уже не будет. Но надо-то лучше!

– Возвращать тот цвет, что был при Растрелли, не хочет император, – рассказывает светлость, пока я рассматриваю зарисовки. – Красная и охряная гамма не нравится моему министру. Главный архитектор Петрограда за фиолетовый цвет готов убивать. И они приносят это мне в последний рабочий день! Рассчитывают, видимо, что я уберусь из Петрограда и меня не успеют растерзать. Вот какой вы хотите цвет? Выберете наугад.

– Хотите переложить на меня ответственность за неправильный цвет дворца? Извольте: я хочу бирюзовый, он будет отлично смотреться. А колонны, окна и все остальное надо сделать белыми. Логично, если Зимний Дворец будет в холодной цветовой гамме.