Мы с полковником Серегиным завершали этот унылый список пассажиров.

Фамилию Михаила Юрьевича я узнал, когда подписывал многочисленные бумаги.

Мерно гудели двигатели. Я посмотрел в иллюминатор, на ярко голубое небо и закрыл шторку. До Каира еще лететь и лететь.

Мысль о том, что Сашка жива и скоро я возможно её увижу, грела душу. Говорят, что близнецы чувствуют друг друга на расстоянии. Мы не только не близнецы, трудно найти более разных людей. У неё пепельные волосы, а я брюнет. Она худенькая, как балерина, а я здоровый бык, КМС по академической гребле. Она холерик, я сангвиник. В нас нет ничего похожего и тем не менее мы две половинки одного целого. Мы чувствовали эмоции и мысли друг друга. И вот я узнал, что это неспроста и не само – так нас запрограммировали Марк и Софья. Проклятые вивисекторы слили два наших «я» в одно «мы». Когда Сашка исчезла, у меня было такое ощущение, словно мне ампутировали половину души. Так я и ходил таким душевным инвалидом-ампутантом. Утратив задор, просто тянул лямку.

Неужели я скоро верну свою утраченную половинку?

* * *

Каир встретил жгучей жарой, но привычный к ней город жил обычной жизнью. По улицам все также сновали старые облезлые автомобили, беспрерывно сигналящие друг на друга и на пешеходов, пересекающих дорогу, где им вздумается. Правила движения соблюдали разве что неторопливые ослики, везущие тележки c фруктами и овощами. Под тентами открытых кофеен, среди раскидистых акаций по-прежнему сидели старики в турецких фесках с газетами в руках, курили кальян и пили кофе.

О войне напоминали лишь зенитки на плоских крышах некоторых зданий. Как ни странно, среди прохожих, военных было совсем немного.

– Ну, вот и приехали. – сказал, вытирая платком пот, референт военного атташе майор Белов, когда наш «газик», с трудом пробившись сквозь толчею машин и людей, припарковался у отеля «Victoria». – Давай, лейтенант, устраивайся, – он кивнул в сторону входа, – заявка на тебя у них, есть. – А мы с полковником в посольство.

В холле гостиницы с прошлогоднего моего визита ничего не поменялось. Тот же душный полумрак, в котором притаились мягкие кресла с потертой обивкой и хромые журнальные столики. Все также балаболил, древний как говно мамонта, телевизор, перекрикивая шелест лопастей, вращающихся над головой вентиляторов.

Оформление много времени не заняло. Свободных одноместных номеров не было и мне дали двухместный на третьем этаже. Быстро приняв душ, я распаковал чемодан, переоделся и спустился в бар. Жутко хотелось пить.

– О, мистер Максим, – протянул мне руку бармен. – Как дела, товарищ? Надолго к нам в этот раз?

– Салам, Фарид! – удивился я, цепкости его памяти. Наверняка, этот служитель Бахуса работает на мухаборат. – Налей-ка мне, пива дружище, да похолоднее!

* * *

«Шифрограмма.

Лэнгли, резиденту ЦРУ в Тель-Авиве. Срочно, секретно.
По появившейся у Центра, весьма достоверной информации, русскими, в ближайшее время, будет предпринята попытка заброски на Эрейну курьера с неким артефактом, предназначенным для установления двусторонней связи с имеющейся там агентурой огненных сарканов, что резко усилит возможности Советов по добыче тиллита. Для предотвращения передачи, задействуйте ваши связи среди туземных племен хэкку и др.

P.S. Курьера также необходимо устранить»

* * *

Солнце скрылось за горами, окрасив вершины в красное и розовое. На виляющей среди валунов тропе, стало холодно и сумрачно.

Первым, на мелком косматом медведе, ехал шаман-посланник, покачиваясь в такт косолапой трусце. Его голые пятки едва не касались земли, на рогах мохнатой шапки бренчали бубенчики, разгоняя горных духов, а сам он нудно подвывал: Куси-но-у-у, Куси-но-у-у… Чуть отстав от него, степенно следовал Верховный улим народа хэкку, князь Усинака, восседающий на гракхе, псоглавой хэккской лошадке. На голове улима топорщилась шапка-эбосу из меха горного кота, плечи покрывал плащ из вороньих перьев. За ними на целую крайну растянулась разномастная колонна воинов на гракхах и сархусах – ездовых птицах.