– Я с тобой, Тэри, я с тобой, – прошептал он. – Пока что.

Таймар сидел на постели, баюкая лилулай как дитя. Он прижимал её к своей ноющей груди, зарываясь лицом в ароматные волосы, и вспоминал своего первого хищника, убитого в бою один на один, потом первого человека, павшего от его руки, затем первые взятые земли, поход в верхний круг, наконец.

Он не всегда побеждал, бывали в его жизни и неудачи. Каждой значимой цели, которую он достигал, предшествовали промахи и поражения. Но князь никогда не воспринимал их таковыми, все эти осечки служили уроками, испытаниями, закаляющими его как хороший стальной клинок. Но почему-то сейчас Таймар ощущал себя разбитым вдребезги. Вся его стратегия оказалась негодной. Ни одного из промахов он не мог записать в книгу опыта, способного принести пользу. Он сломил прекрасное создание, заставив покориться его прихоти, отнял десять лет жизни, и вместо того, чтобы оставить в её сердце воспоминания, которые она могла бы пронести через всю жизнь, вынужден ещё и обокрасть.

– Прости, моя девочка, – дрожа всем телом, прошептал он, сжимая Китэрию в своих объятьях ещё крепче. – Но я не знаю иного способа помочь тебе. Я бы согласился стать твоим кошмаром, от которого ты счастливо избавилась, но ты, увы, приняла меня на свою беду.

Лилулай не могла вникнуть в смысл сказанных ей слов, и всё же отреагировала на тираду князя, потёршись щекой о его шею. Таймар стиснул зубы, запрокинул голову этэри и, зажав её меж ладоней, возбудил свою силу.

Первая мандола легла на прекрасную голову Китэрии, как ажурный чепец. Её касания девушка даже не заметила, она продолжала смотреть сквозь князя отстраненным взглядом и улыбаться каким-то своим, далёким видениям.

Поверх первой мандолы легла вторая, взяв в захват последний год жизни лилулай. И если первое заклинание далось Таймару относительно легко, то на втором он дрогнул, от мощного толчка сопротивления.

Он-то думал, что избавляет Китэрию от стараний, а оказывается были в её жизни здесь и радостные моменты. Много, невероятно много радужных пятен вспыхивали в непосредственной близости с пурпурно-черными сгустками горя и отчаяния. Золотые нити счастья и даже оранжево-жёлтые блаженства опутывали весь отрезок жизни, которого Таймар лишал сейчас девушку.

Били ли эти светлые островки и нити как-то связанны с ним, князь не знал, а точнее предпочёл не знать. Во-первых, рискованно было вглядываться в ткань событий, и распускать её, а во-вторых, он боялся, что дрогнет, не захочет сдержать слова, если поймет, что стал для лилулай также дорог и желанен, как и она для него.

И всё же одно из последних мгновений проведённых вместе Таймару случилось увидеть как наяву. Это воспоминание горело особенно ярко и было связанно с праздником Лигро. В ту ночь Китэрия была счастлива как никогда, а в особенности пылко светился тот миг её жизни, когда она чуть было не стала его. Когда князь осознал, что толкнуло этэри в его объятья вовсе не желание раскрыть свой дар, а нежные чувства, он всё же дрогнул. Но потом увидел, как иссиня-чёрным облаком накрывают лилулай последние часы жизни, и сделал натужный рывок.

Третья мандола поглотила две предыдущие, не давая возможности остановить процесс. Формула сложилась. Заклятье сработало, и Таймар увидел, как тонкой струйкой высвобождаются воспоминания о похищении из Валамара, о Харухе, о крушении виманы, о Бычьем острове, о столице и о заточении в башне, об Истане, о побеге, о клятве, о Кохаре и поездке в Каовелью, о нём самом, наконец! Множество ярких образов и всплесков проплавали перед взорам Таймара, которому казалось, что он в этот момент умирает вместе с воспоминаниями лилулай.