«Каково будет ей – самой прекрасной девушке Доли-Яо видеть, как она утрачивает былую красоту. Да ещё на фоне меня, набирающего силу?» – ужасался князь, в красках представляя, чем обернётся для них эта трагедия.

Конечно, покорила его сердце не только несравненная красота лилулай (увы, не вечная, как и всё в их мире строгих форм). Молодого колдуна манили её тёмные воды, обещающие несказанное блаженство, и они никуда не испарятся даже через десять лет. Она всегда будет глубоким океаном, вот только захочется ли ему погружаться в него, когда она станет старой и сморщенной.

Таймар вспомнил Ерику и подумал, что, вероятно, лет в шестьдесят (если он, конечно, доживёт до столь преклонного возраста) эта дамочка покажется ему аппетитной. Вот только к моменту, кода Китэрия станет выглядеть, как её наставница, ему будет всего тридцать.

– Проклятье! – рычал князь, пиная крючковатые деревья, словно они были повинны в том, что Боги сотворили столь несовершенную Пирамиду, не предусмотрев в ней связи людей из разных кругов.

– Муки выбора? – раздался за его спиной голос Лут.

– Не из чего выбирать, – мрачно отозвался Таймар, вглядываясь в бледное, изрезанное мелкими бороздами морщин лицо ведьмы.

Высоко поднятую голову старейшины украшала копна пепельных волос, закрученная в замысловатую причёску. Тонкие губы Лут плотно сжимались, будто она боялась разболтать кому-то тайны её ковена, а яхонтовые глаза смеялись над всеми, при этом Лут умудрялась оставаться серьёзной. Совершенно очевидно, что будучи молодой женщиной, она лишала мужчин покоя и здравомыслия. Изящные запястья, плавность движений, лебединая шея и прямой нос, делали её облик утончённо-благородным. Таймар подумал даже, что корона смотрелась бы на ней гармоничней нежели на его жене. И всё же годы взяли своё – Лут была величественна, внушала трепет, уважение, что угодно, только не желание.

Князь отвёл взгляд, не в силах любоваться на бывшую разбивательницу сердец и поплёлся обратно в царство скорби и потерь – в комнату Китэрии. Там на высоких подушках выглядывала из вороха одеял её несказанно красивая головка, обрамлённая спутанными, но всё ещё блестящими вересковыми волосами. По лицу этэри блуждали тени тревог – она видела плохие сны. Таймару стало не по себе, когда он представил, что ему придётся сделать её жизнь ещё печальней, чем она была.

«Хотя, – подумал он, гладя на этэри, – с чего я взял, что расставание со мной будет для неё так уж тягостно?»

2. Глава 2 Таймар

Лилулай не открывала глаза ещё очень и очень долго. За это время сумерки успели сдаться ночи, и с каждой минутой ожидания Таймару казалось, будто день его жизни так же подходит к концу, что закат надежд уже близок. Он метался по комнате, как загнанный в клетку тигр, раздражая всех, кроме пребывающей в забытьи Китэрии.

– Уймись ты уже! – шикнул на него Огайра, проверяя пульс лилулай.

Князь злобно зыркнул на него, но метания его стали чуть сдержаннее. Он ходил взад-вперёд и размышлял о том, как отреагирует Китэрия на обретение нового статуса и скорейшее возвращение в Валамар. Князю даже стало казаться, что его не так страшит неизбежное расставание, как возможное равнодушие лилулай.

«Если она с радостью примет свою судьбу, то я точно сдохну», – думал Таймар, даже не воображая масштабов грозящего ему испытания.

Лишь когда этэри отошла от болезненного сна, и ему пришлось сказать то, что пришлось, он понял, как заблуждался насчет собственной готовности расстаться с ней. Но судьбе и этого показалось мало. В довершении ко всему князю потребовалось возбудить всю природную жестокость и черствость, потому что смотреть на муки самой желанной во всех человеческих кругах женщины, не было бы сил и у Бога.